Кадр из фильма Энга Ли "Крадущийся тигр, затаившийся дракон". Фото: Asia Union Film & Entertainment Ltd
Противостояние Китая и Японии стало стержнем истории Дальнего Востока в последние столетия. В этом противостоянии многое проясняется, если взглянуть на него в ретроспективе/перспективе сосуществования двух типов цивилизаций. С некоторой долей условности я называю их континентальной, или имперской, и локальной, или национальной. К первому типу относится, конечно, Китай. Ко второму — страны, расположенные на периферии Срединной империи и в особенности Япония.
В географическом отношении имперская цивилизация представляет собой большое пространство с его особенной внутренней диалектикой. Бескрайний простор по определению не вмещается в какой-либо пространственный образ и оборачивается глухим углом или, как говорили в России, «милой пустынькой», заповедным местом. Тоже по-своему центр притяжения! Эта диалектика большого пространства в китайском образе мира соотносится с круговоротом вещей и его неопределенным, скользящим фокусом. Следовательно, все видимое экс-центрично, не имеет само-стоятельности и является, в сущности, аномалией, вариацией, нюансом, фрагментом. Самое время вспомнить о значении вариативности тона в китайском языке и живописи, а заодно о любви китайцев к декору, гротескам, курьезам, столь ярко раскрывшейся на поздних этапах китайской истории. Сказанное объясняет и сам ход истории Китая, регулярно распадавшегося, но так и не распавшегося. Становится понятной и неспособность традиционного Китая к мобилизации и национальной сплоченности: невозможно задействовать пустоту. Сами китайцы любят называть себя «кучей песка» и не менее охотно уподобляют себя воде: при всей ее мягкости вода способна смести любую преграду ее естественному течению.
