Разрушенные дома в Боснии и Герцеговине
Фото: Thomas Frey/imagebroker.com/Global Look Press
Антивоенно настроенная часть русского общества утопает в унынии. Как написал мой редактор, «кто в дороге, кто в депрессии». В это время те, кто остаются в России, чувствуют себя брошенными и беззащитно одинокими. Когда мы пишем о наших чувствах, то дежурно, но вполне искренне добавляем: это лучше, чем прятаться от обстрелов. Хотя, конечно, от того, что кому-то еще хуже, тебе самому лучше не становится.
Раньше казалось, что мир умеет разрушаться так стремительно только в схематичных фильмах-катастрофах. Но сейчас кусками отпадает не нарисованный Лос-Анджелес за спиной какого-нибудь Дуэйна Джонсона, а вполне себе реальный уютный мир. Мир, который мы обсуждали в офисных переговорках, заказывали в «Яндекс.Лавке», на который мы подписались в «Нетфликсе».
Пугает не только то, что происходит в прямом эфире. Очень страшно, что это теперь навсегда. Что русские станут нацией-изгоем, бордовый паспорт превратится в черную метку, а вчерашние друзья, знакомые или коллеги из Украины научат даже своих детей ненавидеть русских.
И тут у меня наконец-то есть успокоительный пример хотя бы для себя. Может быть, вам тоже поможет.
Этой зимой (всего два месяца назад, а кажется, что где-то в позапозапрошлой жизни) мы с семьей поехали в путешествие на Балканы. Прилетели в Белград, взяли машину с сербскими номерами, оттуда двинулись в Боснию (Сараево, горнолыжная Яхорина, Мостар) и потом проехали почти всю Хорватию с юга на север (Дубровник, Сплит, Задар, Загреб). Эти тревел-подробности не для того, чтобы еще раз погрустить о том, чего теперь, видимо, очень долго не будет. Мы путешествуем с детьми, и я обычно придумываю для старших какие-то экскурсии по местам, куда мы собираемся. Добавляю к своим базовым знаниям по истории детали, нюансы и любопытные сюжеты. Разумеется, невозможно было не говорить с ними и о войнах, которыми агонизировала Югославия 30 лет назад.
Народная площадь в Задаре. Наши дни
Никита Белоголовцев
Важный дисклеймер: я тот еще балканист, и дальше буду говорить исключительно о своих ощущениях и наблюдениях. Но часто именно такой взгляд со стороны позволяет отвлечься от мелких деталей и увидеть картину целиком. И с этого прекрасного туристического холма кажется, что шрамы от балканских войн зарастают гораздо быстрее, чем ожидали те, кто видел войну своими глазами.
В первый раз я побывал в Дубровнике в 2004 году. Тогда он был еще не дорогущим местом паломничества фанатов «Игры престолов» (кто не знает, в городе снимались сцены в Королевской Гавани), а просто невероятно красивой крепостью на берегу Адриатического моря. Экскурсовод много говорила о войне: дыры от сербских снарядов в городских стенах не только не заделывали, но и, наоборот, превратили в экспозицию. Сербские войска осаждали Дубровник с октября по декабрь 1991 года. У города не было почти никакого стратегического значения, но было важное символическое. Кадры с обстрелами средневекового города, от которых погибали в том числе и гражданские, производили (и до сих пор производят) на мир очень сильное впечатление.
Спустя 18 лет в Дубровнике можно на каждом углу купить абсолютно любой сувенир из вселенной «Игры Престолов», но чтобы изучить историю войны, нужно чуть больше усилий. Нельзя сказать, что память о войне стерта полностью. Она вросла в городской ландшафт и стала его естественной частью. Такой, которую никто не старается любой ценой подсунуть под нос. Что-то вроде «тут у нас самое старое в городе кафе, там снимали путь искупления Серсеи Ланнистер, а в конце улицы выставка военных фото; завтра будет плохая погода, можете зайти».
Беженцы в лагере близ Загреба во время войны в Боснии
Фото: Thomas Frey/imageBROKER.com/Global Look Press
В Боснии война была куда более разрушительной и кровавой, и ее следов гораздо больше. Хотя бы потому, что Босния — одна из беднейших стран Европы и там до сих пор просто нет денег, чтобы привести все в порядок. Потрясающе красивый Старый Мост в городе Мостар, который хорватские подразделения взорвали 9 ноября 1993 года, восстановили при помощи ЮНЕСКО и Всемирного банка. Но со всей страной так не работает. Несмотря на это, жизнь все равно обгоняет туристические путеводители. В них, например, еще пишут про «сараевские розы». Так называли воронки, которые остались от сербских обстрелов. Вместо нового асфальта в них заливали смесь из смолы, пластика и красной краски. Мне хотелось посмотреть, как они выглядят, но я не нашел в городе ни одной. Не скажу, что обшарил Сараево от и до, но я дотошнее подавляющего большинства туристов.
Войны на территории бывшей Югославии называли самыми масштабными в Европе со времен Второй мировой войны (теперь, видимо, это печальное звание будет у другой войны). В 1990-е годы казалось, что между сербами и хорватами кончено абсолютно все. Как яркий символ разрыва — история отношений двух легендарных баскетболистов и близких друзей хорвата Дражена Петровича и серба Владе Диваца.
В 1990 году незадолго до войны баскетбольная сборная тогда еще единой Югославии выиграла у СССР чемпионат мира по баскетболу. Во время празднования Дивац вырвал у одного из болельщиков хорватский флаг и бросил его на землю: мол, это победа не только хорватов, а наша общая. Хорваты и лично ближайший друг Петрович не простили этого Дивацу. Через три года Петрович трагически погибнет в автокатастрофе, а Дивац не приедет на похороны, опасаясь за свою жизнь. Мама Петровича спустя много лет даже скажет, что сын, возможно, любил Диваца больше, чем ее.
Военные НАТО в Боснии во время войны
Фото: Russell Gordon/Russell Gordon/DanitaDelimont
Все эти эмоции кипели и взрывались на фоне войны. Через десять лет после этого в стенах Дубровника еще были демонстративные дыры, а в асфальте Сараева — розы. Но через двадцать пять лет (долго, но это жизнь всего лишь одного поколения) Хорватия уже внутри ЕС, а Сербия и Босния и Герцеговина готовятся туда вступить. Музей геноцида в Мостаре теряется в арке между музеем кошек и сувенирной лавкой. За две недели в Боснии и Хорватии на наши прокатные сербские номера криво посмотрели ровно один раз, зато искренне и с желанием помогали более-менее везде.
Сербы, хорваты и боснийцы прожили в одной стране сравнительно недолго, и у них полно поводов для претензий друг к другу: от религиозных различий до режима усташей во время Второй мировой войны. Но горизонтальных связей и родства хватило, чтобы простить друг другу многое, жить рядом в общей Европе и постить мемы с Иосипом Тито, когда Словения и Сербия играют друг против друга в финале чемпионата Европы по баскетболу.
Набережная Сплита. Наши дни
Никита Белоголовцев
Связи России и Украины, русских и украинцев даже после 2014 года гораздо сильнее. Я не верю в возможность остановить войну выходом на площади русских городов. Сейчас это уже вопрос исключительно совести и будущих разговоров с детьми про «папа, а что ты делал, когда…» Но можно и нужно пытаться сохранить личные отношения с людьми на Украине. По возможности спокойно терпеть злые выпады в ваш адрес, потому что у собеседника сейчас есть на них моральное право. Сдерживать себя, когда хочется бросить ссылку на «детей, которые будут сидеть в подвалах» и поговорить про то, что «вы тоже не ангелы». Перестать, наконец, спорить про «в» или «на» Украине, потому что вам, на самом деле, все равно, а оппонент сейчас в подвале или бежит от войны.
Строить новые связи или чинить то, что сломается, будет невероятно сложно. И неважно, будет это в прекрасной России будущего или хотя бы приемлемой России настоящего. Если вы не знаете, что делать прямо сейчас — попробуйте сохранить те нити, которые есть лично у вас.
У меня много родных и знакомых в Украине, но я был там всего два раза: в детстве в Киеве и сравнительно недавно в Одессе. Мне очень хочется верить, что в Украине очень скоро перестанут стрелять. И когда мы через десять лет окажемся с детьми в Харькове, нам напомнят об этих днях несколькими сгоревшими окнами в здании горсовета. Но уже через двадцать пять лет (да, я планирую жить долго) не будет уже и их.
Понимаю, что это очень наивный и даже приторный финал. «Пушки еще стреляют, а ты уже планируешь семейные поездки? Сними розовые очки». Справедливо. Искать поводы для оптимизма сейчас — очень странное и даже извращенное удовольствие. Но это не значит, что нам не нужна надежда. У меня она такая — вот такая.
