Две женские судьбы на фоне «спецоперации» и эмиграции

Марина Овсянникова — бывшая сотрудница Первого канала, которая 14 марта 2022 года ворвалась в прямой эфир программы «Время» с плакатом против пропаганды и потребовала остановить «военную спецоперацию» в Украине. Ее тут же задержали, всю ночь допрашивали, а на следующий день Останкинский районный суд оштрафовал Марину Овсянникову на 30 тысяч рублей за призыв к «несогласованной акции». Это было наказание за выложенный ею в интернете ролик, где она рассказала о том, что ее побудило совершить эту отчаянную акцию протеста. За саму акцию Марине пока обвинений не предъявили, и вскоре она уехала за границу. Сейчас она работает внештатным корреспондентом немецкого издания Die Welt.

Анна Монгайт — сотрудница телеканала «Дождь» (внесен минюстом в реестр СМИ-иноагентов), приостановившего свою работу после блокировки его сайта Роскомнадзором. С 24 февраля 2022 года она вместе со своими коллегами вела прямые эфиры, предоставляя слово обеим сторонам конфликта, вплоть до 4 марта, когда президент РФ Путин подписал закон о внесении в Уголовный кодек новой статьи, предусматривающей до 15 лет тюрьмы за «публичное распространение заведомо ложной информации об использовании Вооруженных Сил Российской Федерации», где ложным признается все, что не озвучено официальным представителем Минобороны РФ.

Большинство журналистов «Дождя»* покинули Россию сразу после приостановки эфира, а к концу марта многие из них, включая Анну Монгайт, стали вести авторские стримы на YouTube.

У Анны и Марины разные судьбы, но сейчас они обе оказались в одной точке — в вынужденной эмиграции, вдали от родины, по которой тоскуют и на которую хотят вернуться.

Марина Овсянникова

— Марина, расскажите, пожалуйста, о премии, которую вам недавно вручили.

— Это премия Вацлава Гавела за креативный протест, до этого ее из России получал Петр Павленский, по-моему, в 2016 году, так что это не основная правозащитная премия, из-за которой началась свара в соцсетях, что мне вручили правозащитную премию. Это за креативный протест.

— Я как раз хотела вас спросить, как вы справляетесь или не справляетесь с той волной негатива, которая на вас обрушилась?

— Я на вручении премии сразу сказала самое важное, что я полностью денежную часть этой премии потрачу на помощь украинским беженцам. Я справляюсь, конечно, с валом хейта, я достаточно сильный человек, я понимаю все, мне нечего скрывать, я не сделала ничего подлого, ничего плохого, я не отказываюсь от своих слов и от своего поступка. Да, может быть, я не ожидала такой волны хейта, с которой мне пришлось столкнуться, ну, я героически ее выдерживаю, стараюсь, по крайней мере.

— Мне кажется дело даже не в том, что у премии есть денежная часть, которую вы пожертвовали, мне кажется, тут присутствует зависть к самому факту награждения. Многие не понимают, что есть разные премии Вацлава Гавела, и что это не престижная премия за правозащитную деятельность, а гораздо более скромная.

— Да, это за креативный протест, и я очень даже к ней подходила. А дальше я собираюсь работать в области правозащиты, у меня уже несколько есть проектов в работе, и я считаю, что эта премия, можно сказать, была выделена мне авансом.

— Я бы не сказала, что это было авансом. Обычно ведь как бывает: люди уезжают на безопасное расстояние, а оттуда уже заявляют свою позицию. А так, как поступили вы…

— Ну, я, естественно, думала, что проведу несколько лет в тюрьме после такого поступка, и я, конечно, счастлива, что так все сложилось, что меня сразу не посадили. Я во всех своих последних интервью, когда уже проанализировала ситуацию, говорю большое спасибо [президенту Франции Эммануэлю] Макрону, я чувствую, что это он меня спас, потому что, когда он заявил, что Франция мне предоставит политическое убежище, следователь решил ограничиться административным наказанием. Не сам так решил, конечно, это было спущено сверху, но, в конечном счете, было вынесено такое решение, потому что они, конечно, следят за международной реакцией. И я, естественно, в этой ситуации поняла, что международная помощь, международная поддержка будет в моем случае самой лучшей защитой. Поэтому мне нечего скрывать, я абсолютно открытый человек, я даю интервью, я общаюсь с прессой, я помогаю людям, которые на меня выходят, делаю все, от меня зависящее, чтобы помочь.

— Мне кажется, что я бы на вашем месте не смогла решиться на такой шаг.

— У меня такой протест был в душе, я не знала, что делать. Вначале хотела на Манежную выйти, но поняла, что бесполезно. Я подумала, а почему бы нет, почему этому режиму можно убивать людей, а мне нельзя даже высказаться?

— Это был очень сильный протест, и если бы его поддержали, эффект был бы, конечно, намного сильнее.

— Да, люди начали увольняться. А потом посмотрели на мою несчастную судьбу и поняли, что лучше затаиться и продолжать потихонечку работать. Они прекрасно поняли на моем примере, что если они уволятся, то будут плохи со всех сторон, для оппозиции и украинцев они будут пропагандистами, а для «партии войны» они будут предателями.

— Вы свободно уехали из России или это была какая-то сложная история?

— Ну, они задержали меня во «Внуково», час меня продержали, задавали вопросы: куда я еду, зачем? Но когда они увидели, что я еду без детей, одна, я сказала, что еду в Турцию отдыхать, отпустили меня.

— То есть вы ехали одна, без адвоката?

— Да, без адвоката.

— У вас не было никаких официальных ограничений на выезд?

— Нет, я не находилась под уголовным преследованием. Они же оставили мой поступок без наказания. Другое дело, что они в любой момент могут предъявить мне обвинение, ведь штраф мне назначили за мой ролик в интернете, а не за протест в эфире, и в любой момент могут меня обвинить.

— Да, они положили это дело под сукно, но не закрыли, конечно.

— Они оставили это на потом. Они сейчас за мной наблюдают, смотрят.

— У вас сейчас есть дом — то есть место, где вы живете, куда возвращаетесь из командировок?

— Нет. Я все время езжу. Я провела две недели в Молдавии, потом две недели в Берлине, потом была в Осло, а сейчас я в Украине.

— Получается, что у вас нет дома, вы все время в дороге?

— Ну, да! Я таскаю все вещи с собой. У меня два чемодана. У меня нет летних вещей, потому что я уехала, когда было еще совсем холодно, снег даже в Москве шел.

— У вас, наверное, раньше не было такого опыта в жизни?

— Нет, конечно! Я много путешествовала, но так, чтобы не знать, где живешь, такого не было.

— У вас есть шенгенская виза, по которой вы перемещаетесь по миру?

— У меня гуманитарная виза от правительства Германии.

— Вы сейчас работаете в газете «Вельт» (Die Welt)?

— Да, это аналог нашего «Коммерсанта». Это большой издательский дом, в котором много разных изданий. Они все берут мои материалы. Я, как телевизионный журналист, в основном видео снимаю.

— И это источник ваших доходов, на которые вы живете?

— Да. Но я там как фрилансер, я не в штате.

— То есть это все же такое подвешенное состояние, временное?

— Ну, да. Я может все-таки попытаюсь вернуться.

— Мне кажется, не стоит.

— Сейчас они злые, наверное.

— Причем, на вас очень злы и власти, и так называемая «либеральная оппозиция».

— Да, я со всех сторон «чужая среди своих и своя среди чужих»! Я понимаю. Вместо того, чтобы всем противникам спецоперации объединяться, либералы ведут между собой бесконечные разборки.

— Меня это поражает. Если бы общество вас поддержало, ваш поступок стал бы примером для других сотрудников государственных СМИ и не только СМИ.

— Конечно, когда они видят, в какой ситуации я оказалась, они никогда в жизни не последуют моему примеру, они же не идиоты. Если и будут уходить, то медленно и тихо. Они уже поняли, что в глазах всего мира они так и останутся пропагандистами. Я же, собственно, и не писала никаких пропагандистских текстов, я не замарана в этом ни в коей мере, последнее время на Первом канале я занималась технической работой, максимум, что я делала, это записывала интервью. И вообще, я работала в международном отделе и коммуницировала со всеми международными агентствами.

— Это поразительно, что не делают разницы между «говорящими головами», такими,

как Соловьев, Киселев…

— Конечно, я сейчас смеюсь, что несу наказание и за Скабееву, и за Соловьева, и за Андрееву, и за всех пропагандистов, я такая «кукла для битья» за всех пропагандистов России.

— А со стороны украинцев вы тоже чувствуете такой прессинг?