Москва, августовский путч 1991 года
Moscow/1991:08:20/ Global Look Press
Дизайнер Кирилл Кувырдин жил на Ленинском, в кооперативном доме архитекторов. Мы с Азаматом зашли к нему. Выпивали. Потом Кирилл ушел спать, мы сидели на кухне, о чем-то говорили, и подумали, что неплохо было бы взять еще водки. Непонятно почему в те годы было принято по вечерам бегать за добавкой, сейчас уже так, по-моему, никто не делает.
Короче, мы с Азиком задумались о том, что неплохо бы взять еще, с учетом того, что у нас оставался один доллар одной бумажкой и два рубля двумя бумажками. За два рубля нас довезли до Арбата, потому что других ночных магазинов мы не знали. Как назывался этот магазин? Не помню, но не подумайте, что я имею в виду гастроном «Смоленский». Это было чуть дальше вглубь Арбата.
На крыльце стоял милиционер, вот именно ему мы и продали наш доллар. Через 32 года я плохо помню, по какому курсу, но, кажется, за тридцать один рубль. Мы взяли батл по коммерческой цене, пакет сока, и у нас еще оставалось. Пошли в автомат звонить Павлову (Мишка был кооператором, он издавал брошюры про налоги, а также Осипа Мандельштама и других поэтов).
Автомат не работал, мы пошли к другой будке, там аппарат тоже был выключен. Мы обошли еще два или три автомата, и все не работали! Азамат пошутил: «Ну вот, коммунисты сделали переворот и выключили все автоматы».
Была тёплая ночь, было пустое Садовое кольцо, Мишке было не позвонить, а без звонка заходить неудобно — вдруг у него личная жизнь.
Мы взяли тачку и вернулись на Ленинский к Кувырдину (дверь мы благоразумно не захлопнули). Мы сидели с Азаматом на кухне у Кирилла, пили водку, запивали ее соком и разговаривали о коммерческих биржах. Ничего не понимая в экономике, мы при этом считали, что развитие коммерческих бирж вольет живительную кровь в экономические артерии страны и она сможет встать с колен. Мы этого очень хотели.
А утром проснулись, было похмелье, хотелось пить, мы выпили холодного чая. Мне нужно было на работу в редакцию, Азамату тоже куда-то было нужно, и мы пошли в метро.
В метро мы встретили бывшего однокурсника Азамата с юрфака. Он держался за поручень с очень загадочным лицом и водил глазами в разные стороны.
— С Новым годом! — сказал однокурсник значительным голосом.
— Что такое?
— А вы не знаете, что ли? — у Паши было высокомерное выражение лица, как у человека, который что-то узнал первым.
— Ну давай, колись уже.
— Краснопузые сделали переворот. Чрезвычайное положение. На Парке Культуры танки.
Мы с Азаматом переглянулись. Азамат был в кожаной куртке и очках в тонкой оправе. У него было самое антисоветское выражение лица в этом вагоне метро.
Москва в дни августовского путча. Люди читают запрещенную ГКЧП газету на станции метро
Moscow/1991:08:20/ Global Look Press
Мы, как вы уже поняли, ехали как раз по красной ветке и вышли на Парке культуры. Около жилых палат шестнадцатого века стояли три бронетранспортера. На крыше одного из них курил сержант, с виду дембель: в ушитых штанах и с щегольскими твердыми погонами.
Я побежал в автомат и позвонил в редакцию. Трубку взял Муратов. Он говорил раздраженным голосом, как будто я отвлекаю его от чего-то важного, впрочем, так оно и было.
— Дима, что делать?
— Делай что хочешь…
Ответ меня обидел. Я по-другому себе представляю взаимоотношения в хорошем, слаженном коллективе. Ну, если делай что хочешь, так тому и быть. Мы решили всё-таки отправиться к Павлову. Мишка жил во дворе Неопалимовского переулка, в обычной хрущевке. Когда мы поднимались к нему на пятый этаж, Азамат остроумно заметил: «Спорим, он сейчас сидит на кухне, пьет вискарь и слушает «Свободу»?
Мы остановились у двери и переглянулись. Просто так позвонить мы не могли, не тот момент. Азамат кулаком постучал в дверь. За дверью раздавался голос диктора радио «Свобода». Когда Азик постучал второй раз, голос затих, установилась тишина, Азамат постучал еще и еще. Было тихо, потом скрипнула половица в прихожей.
Я сказал низким, измененным голосом:
