Французские войска (на переднем плане) держат оборону в проигранной англичанам (слева) битве при португальской деревне Ролисе, 1807 год
Изображение: Wikipedia / HEATH, William
Недавнее (или, после 16 февраля, всё-таки давнее?) интервью одного историка-любителя из России для почти столь же известного ценителя конспирологии из США можно трактовать по-разному. Но лучше всего, наверное, просто смириться, что такое случилось. Надеяться, что если данный разговор и займёт своё место в анналах истории, то как удивительно несвоевременный, насквозь саморазоблачительный манифест запредельно токсичной в своём шовинизме версии имперства. Такой, что последними либералами себя бы ощутили господа Меттерних, Бисмарк и Дизраэли, доживи они до наших с вами не самых светлых дней.
Имперская призма, при всех её дефектах, слишком удобна, чтобы сквозь неё смотреть на мир. В прошлом человечества слишком многие не избегали соблазна делить планету на великие державы и те, за счёт которых первая категория своё величие образует. И в конечном счёте эта логика приводила неуёмных завоевателей в тупик.
Весной 1811 года так случилось с наполеоновской Францией. Три её последовательные попытки покорить Португалию одинаково закончились ничем. Скромная страна рыбаков и виноделов на краю Европы стала первой, что отстояла от Бонапарта свою независимость; хоть и не без иностранной помощи. Да, главные поражения ещё только ждали Наполеона, однако, усвой бы он португальский урок, многое в истории Старого Света могло сложиться по-иному.
Адмирал, который объел французов
В историографии «рубеж XVIII — XIX веков» и «Наполеоновские войны» давно стали синонимами. И это абсолютно справедливо. В те неспокойные годы окончание одного конфликта между Французской империей и её многочисленными врагами означало лишь подготовку к следующей схватке, а распад очередной антифранцузской коалиции неизбежно предполагал сбор новых союзников.
В массовой памяти лучше отложились грандиозные битвы сухопутных армий, будь то Иена или Аустерлиц, Ваграм или Бородино, Лейпциг или Ватерлоо. Однако не менее ожесточённые сражения проходили и на морской глади. В 1806–1807 годах серию выдающихся побед одержал русский флотоводец Дмитрий Сенявин.
Дмитрий Сенявин, портрет кисти неизвестного автора
Изображение: Wikipedia
В Войну четвёртой коалиции этот адмирал многократно бил как французских моряков, так и несвоевременно выступивших на их стороне коллег из Османской империи. 19 июня 1807 года пиком его побед стал триумф у греческого мыса Афон — турецкая эскадра потеряла почти половину своих кораблей. Тем более шокирующим для Сенявина вышел полученный 22 августа приказ в связи с недавно заключенным Тильзитским миром:
Адмиралу полагалось вернуть туркам с французами отвоёванные острова и возвращаться в Россию.
19 сентября 1807 года десять кораблей Сенявина вышли с острова Корфу. 28 октября эскадра достигла Лиссабона, где вскоре обнаружила себя между двух огней. С суши Португалию захватили наполеоновские войска, а с моря её столицу в блокаду взял английский флот. В свете Тильзитских соглашений русским морякам полагалось считать французов союзниками, а британцев — врагами. Однако Сенявин не собирался переобуваться вслед за внешнеполитической линией Санкт-Петербурга.
«Мы в столице Португалии, а не в России, куда всё наше желание стремилось. […] Буря заставила сюда укрыться, и мы здесь простоим довольно долго. Ты знал, что мы ещё были в Корфе, занятой уже французами, с которыми жили не по-приятельски: почти три года у нас была война с ними, — трудно скоро себя переломить».
— из письма адмирала домой
В обоюдоострой обстановке Сенявин держал нейтралитет со всей стойкостью, соответствуя имени своего флагмана — «Твёрдый». В течение года военачальник неизменно отклонял предложения французского командующего оккупационными силами Жана Жюно о любых совместных действиях. Мол, сражаться против англичан на море русские не могут, поскольку корабли слишком потрёпаны после прошлых битв в Восточном Средиземноморье. Спешить своих матросов и отправить их в помощь Жюно Сенявину нельзя тоже — у адмирала нет никаких инструкций о действиях против португальцев.
Осенью 1809 года французы оставили Португалию (как выяснится, ненадолго), и Сенявина ждали новые дипломатические баталии — уже против выдавивших Жюно из страны англичан. Наконец, британский адмирал Чарльз Коттон нехотя согласился, что российская эскадра отойдёт на Туманный Альбион на почётных условиях, в частности, сохранив на своих мачтах Андреевские флаги.
Эпизод Афонского сражения. Пленение турецкого линейного корабля «Сед-Эль-Бахр». 19 июня 1807 года
Изображение: Wikpedia / А. П. Боголюбов
Вслед за «Лиссабонским сидением» сенявинцев ждало новое — Портсмутское. Чем дальше оно шло, тем менее англичане переживали насчёт оговорённых на материке формальностей. Хозяева положения всё более открыто воспринимали русских моряков как военнопленных, ссылаясь, что юридически Россия и Соединённое Королевство находятся в состоянии войны. Осенью 1809 года русские моряки всё же добрались до Риги на английских транспортных судах. Ещё через четыре года Санкт-Петербургу вернули два из десяти кораблей, корпуса остальных к тому времени пришли в негодность.
Для императора Александра I потеря судов стала главным фактом при оценке действий Сенявина, который вдобавок ещё и номинально ослушался царского приказа помогать войскам Наполеона. То, что адмирал сберёг своих людей и не осложнил британо-российские отношения участием в чужой войне, самодержца волновало куда меньше. Дмитрия Николаевича ждала позорная отставка. Реабилитации уже совсем пожилой моряк добьётся лишь при новом императоре Николае I.
Жан Жюно
Изображение: Wikipedia / scuola francese
Тем не менее сегодня Сенявина можно по праву считать одним из соавторов португальской неудачи наполеоновских войск — первой в череде подобных. Неизвестно, как сказалось бы гипотетическое участие русских в боевых действиях под Лиссабоном, в Браге или Порту. В конце концов, под началом адмирала служили около 6500 человек — экспедиционный корпус англичан изначально насчитывал всего вдвое больше.
К тому же, отказываясь помогать французам, Сенявин исправно получал от номинальных союзников продовольствие. А добывать еду в оккупированной враждебной стране наполеоновцам становилось с каждым днём всё сложнее. Летом 1808 Жюно в письмах в Париж жаловался, что русские съедают порядка 10 тысяч солдатских рационов в день, ничего не давая взамен — не самый заметный, но по-своему весомый вклад в португальскую победу над доселе непобедимыми завоевателями.
