Гражданская война времен Апокалипсиса. Почему сериал Fallout вряд ли войдет в историю как культовая антиутопия 2020-х?

Весной 2024 года с разницей в три недели состоялись премьеры двух крайне симптоматичных проектов: фильма «Гражданская война» (в российском прокате известного как «Падение империи») и телесериала Fallout. У них есть два ключевых сходства: обе картины рассказывают об антиутопическом будущем США, изуродованных войной — и как фильм, так и сериал, были великолепно встречены публикой. Сборы «Гражданской войны» по всему миру превысили $110 млн (при бюджете в $50 млн), а Fallout уже в первую неделю после релиза занял первое место по просмотрам на портале Amazon Prime Video и спровоцировал рост продаж одноименной видеоигры на 7500%.

И симптоматичными эти проекты допустимо назвать, поскольку приведенная статистика очевидно намекает на небезразличие мировой публики к антиутопическим, постапокалиптическим мотивам в массовой культуре в 2024-м году. В то же время «Гражданская война» и Fallout отражают два противоположных подхода к подаче и рефлексии этих мотивов — почти как культовая «антиутопическая диада» «1984» Джорджа Оруэлла и «О дивный новый мир» Олдоса Хаксли, но все же несколько иначе.

«Гражданская война» ближе к «1984» в том отношении, что она обращается к теме влияния авторитарных практик на общество и довольно натуралистично, без использования вычурно-фантастических образов, демонстрирует зрителю последствия отказа от демократических институтов в США. В частности, приведшего к третьему сроку американского президента и роспуску ФБР, а впоследствии — кровопролитной войне и превращению Вашингтонской агломерации в плацдарм для наступления «сил Запада», Калифорнии и Техаса, для убийства новоявленного диктатора. Поскольку события фильма помещены в контекст предельно узнаваемой современной Америки, воспринимается все это — в особенности при простом, «прямом» месседже и усиливающим его визуальным образам вроде флага США с двумя звездами — также очень непосредственно.

На мой взгляд, это делает «Гражданскую войну» идеальным примером поп-культурного продукта 2024-го года выпуска: в перенасыщенном рассуждениями о смерти «американской мечты» и кризисе либеральных демократий мире фильм Алекса Гарленда как бы уклоняется от участия в этой глобальной дискуссии и лишь показывает, к чему вырождение этих идей может привести общество в США. К рутинизации терактов на улицах Нью-Йорка, девальвации доллара и погружению страны в безвластие, насилие и хаос, в котором будет уже не до обсуждения идеологем. Собственно, и культовый статус «1984» можно объяснить подобной авторской искренностью: в романе Оруэлл как бы «прощается с иллюзиями» и создает предельно артикулированный (также за счет врезающихся в память образов вроде «Большого Брата») портрет общества, где ставка на эффективность «твердой руки» сработала единственно возможным образом и привела к тирании.

И такая отчасти даже примитивная форма обращения к аудитории — не приглашение к дискуссии, но попытка поставить в ней точку через интенсивную и яркую антипропаганду авторитаризма — в периоды кризисов очень важна. Важна в 2024-м, когда всяческие деятели пытаются продать американской (преимущественно консервативной) общественности идеи о смерти либерализма и «многополярном, демократическом и справедливом» мире, была важна и в 1949-м, когда международное сообщество все еще приходило в себя после развязанной одной диктатурой войны и размышляло о роли в ней диктатуры второй, порою забывая об их одинаково губительной для ценностей свободного мира сущности — и «1984» стал очень своевременным и «грамотно упакованным» напоминанием.

«О дивный новый мир» же — произведение более «изящное» и сложное с точки зрения архитектуры антиутопической вселенной, сконструированной на проблематике консьюмеризма, вседозволенности и возведения развлечения в ранг абсолютной ценности. И Fallout в этом контексте напрашивается не на содержательно-стилистическое сравнение с романом Хаксли, а скорее на анализ в качестве представителя культуры «дивного нового мира».

Потому что, несмотря на сеттинг сериала в пустоши, в которую Америку превратила ядерная война с Китаем, этот аспект создателей картины интересует будто бы сугубо визуально — как удачная почва для развертывания ретрофутуристической эстетики, за которым не следует какой-либо социально-политической рефлексии. А следует развлечение: настроение сериала Fallout можно описать как иронично-пародийное, герои бесконечно шутят между собой, высмеивают саму постапокалиптическую ситуацию, в которой им приходится существовать, а общая ее абсурдность регулярно подчеркивается нелепыми «комиксными» сценами (вроде той, где человека убивают ногой куклы).

Критики сочли картину «чрезвычайно веселой», в меру глупой, вульгарной и комично-жестокой. «Апокалипсис по-американски в Fallout может многое рассказать о капитализме и якобы добрых силах цивилизации. Но это также просто хорошее развлечение — то, чего нам нужно больше на экранах телевизоров», — считает критик журнала New Scientist.

И с этим как раз и хочется поспорить. Не с тем, что сериал вышел веселым — это действительно так, со своей развлекательной задачей Fallout блестяще справляется и это отлично доказывают его рейтинги и факт продления проекта на второй сезон. А с тем, что именно такого «нам нужно больше» — и что Fallout может многое рассказывать о порочности современного устройства общества.

⤢

Кадр из сериала Fallout (2024)

Если изучить несколько десятков англоязычных обсуждений и статей о политико-философской составляющей Fallout (игровой вселенной в целом, а не только нового сериала), можно сделать вывод, что вокруг нее имеется определенный консенсус. Лежит он где-то между антиглобализмом, антикорпоративизмом, антикапитализмом, анархизмом и критикой концепции американской исключительности, помноженной на ироничное отношение к проявлениям алармизма из-за «красной угрозы» в США 1950-х. «Мир, где вам постоянно угрожает ядерное уничтожение, но вы можете смягчить этот страх, купив ядерный бункер, очевидно извращен — это такой микрокосм капитализма», — рассказал Wired один из «Fallout-философов».

То есть, огрубляя, в идеологическом отношении Fallout можно рассмотреть как равноправного участника той самой глобальной дискуссии о кризисе современного миропорядка. Который не спешит выступать в его контексте с какими-то конкретными предложениями или оценками, но занимает позицию отстраненно-циничного критика, посмеивающегося над капитализмом и корпорациями в стильном сеттинге «экшенизированного» постапокалиптического «Стартрека». Чем, впрочем, и заслуживает признание миллионов поклонников и художественно-идейных последователей по всему миру — что вовсе не плохо.

Критиковать Fallout уместно лишь за обозначаемую этими поклонниками и критиками претензию на социополитическую актуальность в 2024 году, которая кажется просто неуместной. Сейчас апокалиптические гипотезы и сценарии воспринимаются особенно болезненно, их обсуждения давно вышли за ретроспекцию эпохи Холодной войны, а стрелки Часов Судного дня из-за «войны в Украине и широко распространенной и растущей зависимости от атомного оружия, увеличивающих риск ядерной эскалации» замерли на отметке в 90 секунд до полуночи — худшей за всю историю проекта.

Сериал Fallout же переводит атомную проблематику в русло не только развлекательное, но и весьма отстраненное, показывая, как поп-культура и капитализм отвлекают человечество от неминуемо приближающейся ядерной зимы. Как эти факторы обесценивают в глазах общественности серьезность и значимость глобальной угрозы, маскируя ее потреблением и комфортом.

И, как это ни парадоксально, в 2024-м Fallout допустимо рассматривать как точно такой же отвлекающий фактор и элемент поп-культуры, вводящий аудиторию в заблуждение своей контркультурно-протестной упаковкой и отвлекающий массы от наиболее вероятных в современных условиях причин превращения мира во вселенную Fallout. Среди которых вряд ли будет коммерческая музыка по радио или рекламные постеры, однако, что куда более реалистично, будет та самая «красная угроза» — которая, например, вполне недвусмысленно исходит из путинской России 2020-х.

Первая игра Fallout вышла в 1997 году, когда в США набирали обороты антиглобалистские настроения, ВТО казалась главной угрозой международной стабильности, а интеллектуальное лидерство в этой парадигме предстояло занять Наоми Кляйн, сражавшейся с брендами и корпорациями. И складывается ощущение, что подобную картину мира в 2024 году аудитории пытается продать уже основанный на игровой франшизе сериал — талантливо, зрелищно и просто красиво, но несколько анахронично. И «больше такого» сейчас, думается, как раз-таки и не нужно, потому что для подобных антикапиталистически-постмодернистских стилизаций существуют более благополучные времена, какими, в частности, были конец 1990х—начало 2000х.

Сейчас же в необъявленной эстафете антиутопий куда более выигрышной кажется «Гражданская война» — из-за своего полного отказа от некоего критически-интеллектуального цинизма и готовности назвать вещи своими именами. Что авторитаризм и война — это не прямое и первоочередное следствие консьюмеризма и очарованности поп-культурой, но злоупотребления властью, краха демократических институтов и выхода правительства из-под общественного контроля. Сериал Fallout же на этом фоне кажется «водевилем», о котором в своей книге «Развлекаемся до смерти» писал теоретик медиа Нил Постман:

«Когда население отвлекается на пустяки, когда культурная жизнь переопределяется как бесконечный круг развлечений, когда серьезный публичный разговор становится формой детской болтовни, когда люди превращаются в публику, а общественные проблемы — в акт водевиля, нация оказывается в опасности».