© MGM

В издательстве «Азбука» вышли воспоминания легендарного исполнителя роли Джеймса Бонда, Шона Коннери, написанные в соавторстве с Мюрреем Григором, «Быть шотландцем». Коннери рассказал в книге о своем шотландском детстве: знаменитый актер родился в семье рабочего и уборщицы в бедном квартале Эдинбурга и с раннего детства стал работать; о том, как начинал актерскую карьеру: «Я попался на этот крючок только из-за денег и забавы ради»; о шотландской истории и культуре. Slon публикует несколько фрагментов книги.

Три главные страсти моей жизни (разумеется, не считая Мишелин, с которой мы поженились в 1970 году) – это актерская профессия, спорт (особенно гольф) и Шотландия. И на первое место я ставлю Шотландию и шотландскую политику.

Первый большой шаг на пути к успеху я сделал, когда мне было всего пять. Однако понадобилось более семидесяти лет, чтобы это осознать. Видите ли, в пять лет я научился читать. Вот так просто и тем не менее настолько важно. А в тринадцать я бросил школу. Официально у меня вообще нет никакого образования.

Одно из самых ярких воспоминаний об Эдинбурге 1930-х годов – это футбол, в который мы играли после школы на улице до самой темноты. Мы гоняли дешевенький мяч, купленный за шесть пенсов, по лужайке за нашим домом. Правда, лужайка была давно забетонирована, но по крайней мере это не мешало отрабатывать удары головой.

На стене дома мы мелом нарисовали ворота и лупили по ним часами, днями и вообще круглый год.
Если во время игры мне хотелось есть, я поднимал голову и кричал маме, чтобы она бросила мне хлеба с джемом. А затем нужно было изловчиться и поймать липкий сэндвич на лету, пока он не шлепнулся на землю.

А еще я мечтал зарабатывать деньги. Ждать я не мог, работа была для меня очень важна. Я начал собирать и сдавать бутылки, а кроме того, нанялся помощником мясника, который в конце недели выдавал мне заработок обрезками свинины, баранины и куриного мяса. Мама была этому очень рада, а я радовался тому, что рада она. Девятилетним ребенком я приходил в молочную лавку Кеннеди к шести утра, чтобы до начала уроков успеть разнести молоко. Мне платили за это 3 шиллинга 6 пенсов в неделю – всего около 20 пенсов на нынешние деньги. 3 шиллинга я отдавал маме, а 6 пенсов клал в специальную ячейку-копилку на почте. По форме эта ячейка напоминала книгу – надо полагать, чтобы пробудить у вкладчика интерес к чтению. Ключ от нее хранился на почте. Ячейку отпирали, когда денежную сумму переводили на счет вкладчика под проценты. Прорезь копилки была оснащена зубцами – они смыкались, как только монетка попадала внутрь. Как-то в минуту полного безденежья я научился выуживать монетки, просунув между зубцами два ножа.

В августе 1943 года мне должно было исполниться четырнадцать лет, и я уже не видел смысла возвращаться в школу после летних каникул. Учился я не особенно усердно, мне хотелось зарабатывать деньги и играть в футбол. Шла война, и большинство трудоспособных мужчин было призвано в армию, так что я быстро получил работу в «Сент-Катберте», местном молочном предприятии Общества кооперативной оптовой торговли. Как и многие семьи Фаунтинбриджа, мы были членами кооператива. Я до сих пор помню наш учетный номер – 26245 Коннери, – который мы называли при покупке. Только требовалось следить, чтобы его правильно записали, иначе можно было потерять дивиденды. Таким образом удавалось скопить баснословную сумму – 45 фунтов. И подумать только – ее выплачивали дважды в год. В мои обязанности входила подвозка грузов на тележке – первая официальная работа. Совсем недавно, во время посещения Национальной библиотеки Шотландии, мне показали уникальные архивные документы, включая письма Чарльза Дарвина, лорда Байрона и последнее отчаянное письмо Марии, королевы Шотландской, написанное всего за шесть часов до казни. А потом я увидел свою первую зарплатную ведомость: по какому-то невероятному наитию архивист нашел ее среди тысяч хранящихся в архиве бумаг. Оказывается, моя зарплата в 1944 году составляла 1 гинею, или 21 шиллинг в неделю (1 фунт 5 пенсов). Я также обнаружил запись о моем повышении в должности – через некоторое время я стал развозчиком молочных продуктов, и мне был вверен шотландский пони – лошадка по кличке Тич.

Я обожал свою работу, ежедневно играл в футбол с друзьями и жил в ладу с родителями, но меня терзало постоянное желание познавать мир. В семнадцать лет, повинуясь внезапному порыву, я записался в Королевские военно-морские силы, заключив контракт на двенадцать лет службы в добровольческом корпусе, из них пять лет в резерве, и начал обучение морскому делу в Портсмуте на базирующемся в порту военном корабле «Формидэбл». Однажды за компанию с другими матросами я прошел через старый морской ритуал нанесения татуировок. Как говорится в старинной пословице, «моряк без наколок – что корабль без грога».

Но вместо традиционных эротических картинок я решил сделать на правой руке татуировки «Мама и папа» и «Шотландия навсегда».
Эти надписи, сейчас уже сильно поблекшие, всегда напоминают мне об отчем доме и моей беззаветной любви к родным краям.

Я был еще и спасателем в открытом бассейне в районе Портобелло. Там до сих пор действует система, создающая волны, которая помогала готовить солдат к высадке на побережье в ходе военных операций. В свободное время я так хорошо освоил прыжки в воду с трамплина, что меня даже пригласили в группу ныряльщиков на выездные показательные выступления. Не успел я обдумать это интересное предложение, как меня и еще двух рослых спасателей попросили выступить в качестве статистов в спектакле «Славные дни» с Анной Нигл в театре «Эмпайр». Все, что от нас требовалось, – это стоять, облачившись в гвардейские мундиры и высокие гусарские кивера из меха. Легкие оказались деньги. Случалось мне работать и охранником у входа в танцзалы. Когда бастовал профсоюз музыкантов, я был вышибалой на коммерческих джазовых концертах в «Оддфеллоуз» в Олдтауне.

Вместе с несколькими друзьями из Эдинбурга я решил принять участие в конкурсе «Мистер Вселенная» в Лондоне. Кто бы что ни говорил, но никаких наград я там не удостоился. Слишком много настоящих атлетов со всего мира съехалось бороться за медали. Но именно на том конкурсе я услышал, что Джошуа Логан набирает актеров для британской постановки американского мюзикла «Юг Тихого океана». Стэнли Хоулетт, культурист, тоже участвовавший в конкурсе, посоветовал мне сходить на просмотр, поскольку исполнитель роли одного из морских пехотинцев, Вик Хармон, эмигрировал в Канаду. Всего-то и надо было выглядеть по-американски и пару раз сделать колесо. Я получил роль Вика: рубил дрова на сцене, а потом в какой-то момент совершал кульбит и пел «Нет ничего прекрасней дамы». Это были гарантированные 12 фунтов в неделю – столько мне никогда еще не платили, поэтому я подписал контракт на двухлетний гастрольный тур по стране.

Мне тогда и в голову не приходило становиться актером – я попался на этот крючок только из-за денег и забавы ради.

Я поделился потрясающей новостью о предстоящем просмотре в «Манчестер Юнайтед» с моим новым другом американцем Робертом Хендерсоном, актером нашего шоу. «Но ты же говорил, что тебе нравится быть актером», – напомнил он, охладив мой спортивный пыл. Совет, который дал мне этот замечательный человек, полностью изменил мою жизнь. «Похоже, у тебя есть талант в двух совершенно разных областях, – сказал Хендерсон. – Но если ты выберешь футбол, у тебя впереди будет еще лет десять, а актером можно оставаться всю жизнь, пока не умрешь. Правда, если ты станешь актером, придется решать две серьезные проблемы. Первая – это твой невозможный шотландский акцент. – (В полной мере я осознал эту проблему, когда меня приняла за поляка актриса из нашей труппы Миллисент Мартин, которая впоследствии прославилась в телесериале Би-би-си «Что это была за неделя!».) – А во-вторых, – продолжал Роберт, – тебе нужно получить образование. И если ты настроен серьезно, я помогу».

В театре Роберт посоветовал мне работать вторым дублером, то есть учить роль и проговаривать ее шепотом вместе с актером. Он заставлял меня в выходные дни посещать дневные спектакли. Я проводил много времени с актерами и понял, как четко они говорят. Когда освободилось место, мой добрый гений Роберт помог мне получить первую роль со словами – это была роль лейтенанта База Адамса. Какое эмоциональное потрясение я испытал на сцене, сделав шаг вперед, чтобы сказать Роберту, игравшему капитана Брэкетта, о высадке японцев. Я почувствовал, что по-настоящему встал на актерскую стезю.

Однажды утром в выходной меня разбудил телефонный звонок. Толком не проснувшись, я выслушал предложение сняться в главной роли в телевизионной постановке «Макбета» в Канаде. Вознаграждение составляло 500 канадских долларов – весьма щедрое для начала 1960-х. Макбет – большая роль, и за десять дней выучить ее непросто, да и график съемок был очень жестким. Когда я вошел в здание Си-би-си в Торонто, там репетировали одновременно восемь пьес. Оказалось, что в Канаде за репетиции актеры получают почасовую оплату. В общем, репетировать с другими актерами удавалось нечасто, поскольку они уходили с одной репетиции, чтобы принять участие в другой. Это не Лондон, где зачастую целыми днями можно было без дела шататься по театру. Я установил для себя строгий распорядок: просыпался в пять утра и начинал репетировать уже в душе, выкрикивая слова роли под шум бьющей по кафелю воды. Потом я отправлялся в долгую прогулку до студии, ни с кем по дороге не разговаривая и мысленно прокручивая текст. Мой путь лежал мимо маленького кафе, куда я частенько заходил позавтракать.