На днях Министерство цифрового развития России объявило, что отобраны первые приложения для обязательной предустановки на смартфоны, продаваемые в России. Это будут приложения «Яндекса», Mail.ru, «Лаборатории Касперского», «Мой Офис», а также государственные «Госуслуги» и приложение платежной системы МИР. Этот анонс – результат других предыдущих анонсов, постановления правительства и длинной дискуссии госрегуляторов и отечественных цифровых пока-еще-не монополий. (Кстати сказать, уже после анонса Минцифры Госдума снова перенесла срок вступления в силу закона о предустановке – с 1 января на 1 апреля 2021 года.)
Безусловно, закономерный первый вопрос, которым задается пользователь-потребитель-гражданин: «А зачем мне тут понаставили кучу этого всего “ничего”»?
Но эта ситуация важнее, чем просто игнорирование прав потребителей в угоду коммерческим потребностям. Это часть общего тренда на формирование новой инфраструктуры государственной слежки. Все это наложилось на пандемию COVID-19, которая еще сильнее подтолкнула и компании, и государство к ускоренной цифровизации.
Пандемия оказалась удивительным природным явлением – она дала корпорациям big tech и государствам, выстраивающим инфраструктуру слежки за гражданами, веское оправдание их действий.
В обществе существуют очень разные мнения о происходящем. От убежденности в скором появлении полноценного Большого брата до мнения, что государство и корпорации и так знают о нас столько, что новые знания не добавляют новых рисков.
Из чего же состоит экосистема государственной слежки, основанной на слежке за потребителями?
Государственная слежка прошлых лет
- Во многих странах существуют государственные службы безопасности, правоохранительные органы и иные специальные органы власти, имеющие право наблюдать за гражданами.
- Как правило, их работа строго регламентирована, имеет свои ограничения и поднадзорность органам прокуратуры, парламентским комитетам, иным надзорным органам и судебной власти.
- Это не означает, что даже в самых демократических странах не может существовать масштабной слежки за гражданами (да и за жителями других стран), но это предполагает некие правила игры, предполагающие баланс власти между разными органами в доступе к наиболее чувствительным данным.
- Эта слежка всегда находит свои основания, список которых включает борьбу с терроризмом, борьбу с наиболее опасными преступниками, противодействие антисоциальному поведению и многое другое.
- При этом технологии, использовавшиеся еще в XX веке, – прослушивание телефонов, наружное наблюдение или отслеживание перемещения человека по запросу к сотовым операторам, – всегда были ресурсоемкими и не позволяли одновременно следить за миллионами людей.
- Как правило, интенсивное наблюдение могло быть локализовано до конкретной территории (объекта), где могли быть установлены видеокамеры, биометрические сканеры и иные устройства отслеживания перемещения персонала. Или же в отношении относительно небольших групп лиц – через запросы на получение данных или прямой сбор данных от провайдеров наземной и мобильной связи, интернета, банков, платежных систем и так далее.
- Иначе говоря, возможности государства по слежке за гражданином долгое время были ограничены стоимостью инфраструктуры и вовлечения людей.
- Эта ситуация приводила к тому, что большинство граждан считали: «Кто я такой, чтобы за мной следили?». И это было логично: если ты не выдающийся преступник, не террорист, не важный оппозиционный политик и уж точно не олигарх, то с чего бы тратить огромные ресурсы на прослушку твоего телефона, наружное наблюдение, получение сведений о твоих транзакциях?
- Рядовой гражданин, не обремененный преступными мыслями, политикой и большой властью, воспринимал себя никем для государства и не ощущал угрозы слежки, предполагая по умолчанию, что даже если бы за ним следили, то никакой угрозы это бы не несло.