Владимир Путин в учебном центре «Аэрофлота» / kremlin.ru
Минувшая неделя обещала стать чуть менее шокирующей для российской экономики, чем предыдущие несколько дней. И дело даже не в убедительности первых же санкционных залпов, мощный дестабилизирующий эффект которых был для всех очевиден. Исходя из опыта многочисленных кризисов, через которые прошла страна, принятие новой реальности, согласно классической пятиступенчатой модели Элизабет Кюблер-Росс, происходит довольно быстро — и нередко вперемежку с отрицанием, гневом, торгом и депрессией. Но только не в этот раз. Нынешний кризис определенно ломает все стереотипы социальной психологии, поскольку даже сейчас, после лавины санкций, мы, возможно, не видим всей картины, всех последствий решения президента Путина от 24 февраля.
Что же нам известно почти две недели спустя — по состоянию на утро среды (уточнять день сейчас как никогда важно, учитывая безумную динамику плохих новостей)?
Пока продолжается «специальная военная операция» на Украине, а переговорный процесс, включая третий их раунд, не дает обнадеживающих результатов, Россия погружается в состояние, которое даже у опытных экспертов вызывает терминологические трудности: есть ли вообще правильные, профессиональные слова для описания происходящего в огромном государстве, менее чем за две недели получившего социально-экономический ущерб, не сравнимый с итогами последних десятилетий?
Публицистические клише вроде «экономической атомной бомбы» при всей их мрачной метафоричности, пожалуй, оказываются наиболее точными определением нынешнего кризиса. «Финансовая ядерная война» — именно так, к примеру, их обозначил Bloomberg, опубликовав вчера со ссылкой на данные системы мониторинга санкций Castellum.ai текущую статистику ограничений, с которыми столкнулась РФ. По их количеству — 5,5 тысяч, почти вдвое больше, чем до середины февраля — страна обошла Иран, Северную Корею и Сирию — общепризнанных изгоев, которые до сих пор ассоциировались с жесточайшей международной изоляцией.
Количество санкций, действительно невероятное, само по себе еще ничего не говорит нам об их качестве. Запрет, который США вчера наложили на импорт российских энергоносителей (нефти, СПГ и угля) без кооперации с европейскими союзниками, имеет больше психологическое значение: поставки российской сырой нефти в Штаты, согласно данным национального Управления энергетической информации, составляют лишь 3% (вместе с нефтепродуктами — рекордные 7% по итогам 2020 года) общих объемов импорта. Тем не менее, на новостях об эмбарго рынки пришли в состояние крайнего возбуждения. Стоимость Brent поднялась до $139 за баррель, немного не дотянув до максимума 2008 года ($143).
Впрочем, и это вовсе не предел. Поскольку, Европа, в отличие от США, хоть и не планирует здесь и сейчас отказываться от российских углеводородов, всеми возможными способами дает понять, что будет форсировать реализацию этой задачи — пускай, как предупреждают в Москве, это и приведет в конечном счете «к катастрофическим последствиям для мирового рынка».
«Всплеск цен будет непредсказуемым — более 300 долларов за баррель, если не больше, — прокомментировал вице-премьер РФ Александр Новак (экс-министр энергетики напомнил, что «Европа потребляет около 500 миллионов тонн нефти, из них около 150 миллионов тонн (или 30%) поставляется из России. Плюс еще 80 миллионов тонн нефтепродуктов»).
Александр Новак / kremlin.ru
Кроме нефти, есть также российский газ, уменьшение зависимости от которого бывший эстонский политик, а ныне еврокомиссар по энергетике Кадри Симсон на днях объявила «стратегическим императивом Европейского союза». «Чертовски тяжело, но возможно», по мнению исполнительного вице-президента Еврокомиссии Франса Тиммерманса, заменить две трети российского газа уже в текущем году. Международное энергетическое агентство даже попросило европейцев снизить температуру в своих домах — сокращая тем самым объемы закупок у «Газпрома».
Тем временем уход из России иностранного бизнеса приобрел неконтролируемые масштабы. О таком, вполне вероятно, даже не помышляли самые непримиримые ястребы в Вашингтоне и Брюсселе. С 24 февраля, согласно подсчетам Школы менеджмента при Йельском университете, деятельность в РФ прекратили или приостановили по меньшей мере 280 зарубежных компаний. И с каждым днем их число увеличивается.
В ночь на воскресенье о приостановке своей деятельности в России объявили Visa и Mastercard, что, в частности, означало, что карты, выпущенные этими платежными системами в РФ, с завтрашнего дня более не обслуживаются за рубежом. Характерно, что в пояснениях к такому решению обе компании даже не упомянули о необходимости соблюдения санкционного режима, о чем заявлялось ранее. Корпорации явно не желали создавать впечатления, будто поступают так под давлением властей. Мосты, беспощадно сжигаемые международным бизнесом с Россией и россиянами, в западном мире сегодня больше выглядит инвестицией в репутацию, чем актом подчинения.
Подобное развитие событий побудило некоторых европейских политиков — в частности, министра экономики и финансов Франции Брюно Ле Мэра — напомнить, что «во время кризиса представляется более разумным приостановить свою деятельность, чем покинуть страну поспешно, в одностороннем порядке и никого не предупредив». C аналогичным призывом к крупному бизнесу на днях обратился и президент Франции Эммануэль Макрон. В то же время мы видим, как военные действия в «прямом эфире», на экранах бесчисленных смартфонов, спровоцировали в западных обществах взрыв уже не столько антипутинской, сколько антироссийской истерии. Нам остается лишь гадать, в какой мере подобные настроения определяют решения компаний о сворачивании деятельности, и не являются ли они, независимо от политически окрашенных заявлений в корпоративных релизах, просто свидетельством глубокого пессимизма относительно платежеспособного спроса, финансовой стабильности и экономического развития России хотя бы в среднесрочной перспективе. В свежих Хрониках госкапитализма:
