"Пир богатырей у ласкового княза Владимира". Андрей Рябушкин, 1888

"Пир богатырей у ласкового княза Владимира". Андрей Рябушкин, 1888

В издательстве Academic Studies Press / Библиороссика вышла интереснейшая книга американского слависта Бретта Кука «Человеческая природа в литературной утопии: "Мы" Замятина». Название книги Кука далеко не случайно, ведь автор — один из пионеров биопоэтики, относительно новой научной дисциплины, которая использует инструменты эволюционной психологии для объяснения произведений искусства и творческого процесса в целом. Впрочем, Кук отнюдь не пренебрегает и более традиционным арсеналом филолога, раскрывая глубинные механизмы, которые связывают различные литературные эпохи.

Роман-антиутопия Евгения Замятина «Мы» был написан в 1920 году в революционном Петрограде. Автор описывает жесткое тоталитарное общество далекого будущего, все обитатели которого носят вместо имен «нумера», а государство пристально контролирует даже сексуальную жизнь подданных. Во главе государства стоит обожествленный Благодетель, «избираемый» на безальтернативных «выборах».

Вполне естественно, что такое произведение не могло быть опубликовано в СССР, а его автор подвергся травле: «Е. Замятин должен понять ту простую мысль, что страна строящегося социализма может обойтись без такого писателя». Однако 1920-е, как считается, были временем относительно вегетарианским (на самом деле нет), и Замятин не был убит или замучен, но смог покинуть Советскую Россию и умер в нищете в Париже в 1937 году.

Юрий Анненков. Портрет Евгения Замятина, 1921

Первое полное русское издание «Мы» вышло лишь через 15 лет после смерти автора, однако уже в середине 1920-х роман был опубликован по-английски и оказал большое влияние на Олдоса Хаксли и Джорджа Оруэлла. Вместе с «Дивным новым миром» Хаксли и «1984» Оруэлла «Мы» Замятина входит в «великую тройку» тоталитарных антиутопий XX века.

С любезного разрешения издательства публикуем отрывок из книги Бретта Кука — фрагмент главы «Общий стол в утопии», в которой автор проводит неожиданные, но вполне логичные параллели между былинным застольем и коммунистическим общепитом раннего СССР.