Премьер-министр РФ Михаил Мишустин на заседании Госдумы РФ

Премьер-министр РФ Михаил Мишустин на заседании Госдумы РФ

Russian State Duma Press Service / via Globallookpress.com

Недавно состоялось заседание президиума правительственной комиссии по повышению устойчивости российской экономики в условиях санкций, где вице-премьер Андрей Белоусов сообщил, что количество россиян, которые могут остаться без работы во второй половине этого года, оценивается в 200–300 тысяч человек. Это коснется прежде всего машиностроения, где спад — 10–17%, и химической отрасли, спад — 9–10%. О том, в каком состоянии сегодня оказалась российская промышленность, какие отрасли уже в кризисе, а у каких еще есть надежда на рост, какова угроза безработицы и падения уровня жизни, что ждет экономику страны в долгосрочной и краткосрочной перспективе, — в интервью Republic рассказал профессор ВШЭ, доктор экономических наук Игорь Липсиц.

«Люди будут беднеть, технологии деградировать, качество продукции падать»

— Прошло полгода с момента начала спецоперации. Несмотря на массу санкций, российская экономика выглядит устойчивой. Как бы вы описали текущее состояние российской экономики?

— Насчет того, что она устойчива, — это тезис, который я готов оспорить. Моя оценка ситуации совсем иная: хозяйство России начинает входить в долгий структурный кризис, чреватый огромными потерями для страны в целом и снижением уровня жизни ее граждан. Он будет чем-то очень похож на события 90-х годов прошлого века — но с другими последствиями, конечно. Я бы сказал, что мы вступаем в период, который потом назовут «потерянными 20-ми» XXI века.

Чтобы было понятнее, напомню, что в первое десятилетие после распада СССР, в 90-х годах, мы сильно рухнули. Кризис нарастал, конечно, еще в советской экономике, но наружу, как подземный пожар на торфянике, он вырвался в 1991–1992 годах. И потом мы падали восемь лет. Если считать по валовому продукту, то мы потеряли практически половину экономики. А реальная зарплата в 1999 году была в три раза ниже, чем в 1990-м.

Мы тогда упали сильно и восстанавливались долго. ВВП России вернулся на уровень ВВП 1990 года только к концу 2007 года. То есть спустя 17 лет с начала обрушения. Что же произошло с нашей экономикой в 90-е годы? Почему мы на ровном месте, без всякой войны, потеряли половину нашей экономики?

Первое — мы лишились многих рынков сбыта. Сначала — рынков бывших социалистических стран в Восточной Европе. А потом мы потеряли рынки сбыта и в бывших республиках Советского Союза.

Второе — мы потеряли поставщиков, которые у нас были в той же самой Восточной Европе и бывших республиках СССР. А советская экономика была построена безальтернативно: есть только один поставщик, к которому ты «прикреплен». И если его больше нет — ты не знаешь, откуда ты получишь продукт. Надо искать заново. Мы с этим столкнулись во многих отраслях, когда российские предприятия потеряли привычных поставщиков, оказавшихся за границами России.

Третье — пришлось в экстремальных условиях, срочно учиться работать иначе, чем прежде — в рыночной экономике. То есть не просто привычно «поставлять» товар, а искать покупателя, что было непонятно, раздражающе и создавало сумятицу в мозгах.

И вот сейчас по вине правительства России создана ситуация, в которой будет повторяться кризисный обвал экономики а-ля 90-е. Мы уже видим похожий набор факторов спада. Сами смотрите. Мы теряем рынки сбыта в Европе и США, но пытаемся переориентироваться на Азию, что непросто и дорого. У нас теряются связи с привычными нам поставщиками из разных стран, с которыми мы за прошедшие 30 лет нашли возможность сотрудничать. Это у них мы покупали самые качественные и выгодные товары и производственные ресурсы. Никто же не покупает худшее, когда можно купить лучшее. Но лучшие отказались с нами торговать, и сейчас нам нужно искать совершенно новых поставщиков — скорее всего, с потерей качества и ростом затрат на поставку.

Экономист Игорь Липсиц

Предоставлено Игорем Липсицем

Наконец, мы начинаем перестройку хозяйственного механизма, только в обратную сторону, чем в 90-х. Мы начинаем избирательно, даже не системно, увы, восстанавливать элементы командной экономики. У нас уже местами появляется плановая экономика, процедуры которой мы пытаемся вставить в рыночные отношения. Это выражается в законе о мобилизационных мощностях, о мобилизационных заказах, в квазиплановых механизмах формирования спроса. У нас уже разрушен валютный рынок и рушится рынок фондовый.

То есть мы видим все те же три фактора, которые в 90-х годах обрушили постсоветскую экономику России. Теперь они вновь сходятся в один пучок, что будет создавать серьезную угрозу нашему экономическому будущему.

Вот поэтому, когда я смотрю прогнозы, которые делают мои коллеги-макроэкономисты, я не могу с ними вполне согласиться. Да, они сделаны вполне добросовестно. Вот только все эти прогнозы, по моему мнению, неполные. Они построены преимущественно на данных о том, насколько сократится в России из-за санкций экспорт и импорт и какие последствия это соответственно вызовет в экономике страны. Это важно. Но это не весь набор причин надвигающегося кризиса. Российские макроэкономисты просто не видят того, что происходит на уровне предприятий. Это скрыто от глаз и даже пока не очень отражается в статистике. Тем более, что российская статистика цензурируется и урезается по кругу публикуемых данных.

У меня этих данных тоже нет. Но есть опыт исследователя, который все 90-е внимательно изучал именно на микроуровне, как отечественные предприятия перестраиваются и выходят из беды. И этот опыт подсказывает мне, что прогнозы, в которых утверждают, что спад российской экономики будет замедляться и будет небольшим, неверные.