Владимир Путин / kremlin.ru
На неделе немецкая Die Welt сообщила, что Еврокомиссия все больше склоняется к решению вернуть замороженные активы российского Центробанка. Однако сделано это будет — если вообще будет — только после войны.
Тема эта, строго говоря, не новая. Еще в конце прошлого года, когда Брюссель выдвинул идею о переводе замороженных активов в фонд, где ими можно было бы свободно управлять, отрицался сам факт, что те конфискованы окончательно и безвозвратно. Напротив, планировалось вернуть их российскому государству, но не раньше подписания мирного договора.
Так или иначе, в очередной раз выплеснутое в прессу обсуждение этого вопроса спустя более чем год после принятия соответствующего решения невольно обращает на себя внимание. Команда высококвалифицированных юристов Еврокомиссии, потратив несколько месяцев на разработку законопроекта о конфискации российских активов, в итоге так и не обнаружила для этого достаточных правовых оснований. Получение процентов — а если верить властям Бельгии, речь о доходе €820 млн за счет вложения $250 млрд в покупку европейских государственных бумаг (со ставкой 2,6%) — пока единственное, что удалось худо-бедно обосновать, поскольку заработок по крайней мере не уменьшает стоимость исходных активов. Но вот распоряжение самим капиталом в этом изначально сомнительном предприятии не укладывается ни в какие юридические каноны, о чем, в частности, поспешил в своем триумфальном комментарии заявить официальный представитель Кремля Дмитрий Песков:
«Сейчас становится очевидным, что уложить, упаковать в нормы международного права вот эти бандитские действия коллективного Запада по блокировке наших авуаров никак не получается. У них никак не получается с легитимизацией этих шагов. Куда ни крути, все равно все их действия выглядят незаконными. Будем смотреть, как они будут действовать дальше. Мы требуем, чтобы это все было разблокировано, и считаем все это незаконным. Мы убеждены, что любая попытка как-то это все легитимизировать обречена на неудачу».
Дмитрий Песков / kremlin.ru
Коллизия ставит ряд интересных, но непростых вопросов — юридических, политических, наконец, этических. Первый из них касается самой природы государственных финансов в путинской России, не исключая резервов. Ведь совершенно очевидно, что любые активы, тем более высоколиквидные, имеют лишь опосредованное отношение к их формальному владельцу — суверенному государству, гражданам, если угодно, нации. Право решающего голоса в распоряжении этими деньгами в российской политической системе принадлежит одному человеку, и никакие законные механизмы в государстве, превратившем законность в насмешку, не помешают президенту потратить их частично или целиком (что маловероятно, но, тем не менее, теоретически возможно) в случае необходимости. А система постфевральских приоритетов Владимира Путина кристально ясна.
Таким образом, действуя строго по закону в отношении страны, где закон — это слово президента, подозреваемого Международным уголовным судом в совершении военных преступлений, легко войти в острое противоречие со всей антивоенной и проукраинской позицией объединенной Европы. Но одновременно отказываясь дать задний ход и тем более планируя потратить арестованные резервы на финансирование восстановления Украины, Запад, который де-юре не находится в состоянии войны с Россией и не имеет таких намерений, оказывается в не меньшем тупике, поскольку, как мы и писали ранее, на международном уровне подрывает доверие к своим резервным валютам — а в общем смысле ставит под сомнение собственную приверженность верховенству закона независимо от геополитической конъюнктуры.
Что делает ситуацию еще более запутанной, чем она есть, так это отсутствие ясности относительно конкретной доли ЗВР, фактически недоступной для Москвы. Еще в конце зимы, как писало латвийское издание Delfi, выяснилось, что правоохранительные органы ЕС сумели идентифицировать только €33,8 млрд из €250 млрд, замороженных Европой. Остальные средства не обнаружены и предположительно остаются под контролем России, высказали подозрение в Европарламенте, депутаты которого ранее уже обращались к лидерам ЕС с просьбой создать централизованный реестр с подробным разъяснением адресов хранения средств ЦБ РФ. Кроме того, было признано, что известная публике сумма в $300 млрд скорее основывалась на отчетности российского Центробанка, чем европейских учреждений, непосредственно хранящих резервы. Следовательно, масштаб проблем, созданным Кремлю решением Брюсселя, возможно, несколько преувеличен. Зато само это решение, принятое в явной спешке и без должного анализа последствий, по всей видимости, еще долго будет оставаться сгустком противоречий и источником головной боли для западных политиков, чья свобода действий, в отличие от Владимира Путина, ограничена законом. В свежих Хрониках госкапитализма:
