Maksim Konstantinov/Global Look Press
В России усилилось давление государства на экологические организации: 19 мая Greenpeace на территории России была признана нежелательной. Работа российского отделения Greenpeace, сотрудники которого с 1992 года участвовали в проектах по сохранению лесов, спасению диких животных, тушению пожаров и многих других, оказалась вне закона. В Генпрокуратуре объяснили, что она угрожает «основам конституционного строя» и мешает «осуществлению выгодных стране инфраструктурных и энергетических проектов». Эксперт по особо охраняемым природным территориям Михаил Крейндлин, который работал в российском Гринписе с 2001 года до решения Генпрокуратуры, рассказал Republic, кому мешают экологические организации, что ждет природное наследие России и как общественная поддержка помогала его защищать.
— В марте Всемирный фонд дикой природы (WWF) внесли в реестр иностранных агентов, и этот статус позволяет хотя бы в какой-то мере продолжать работу. Почему с вами обошлись более жестко?
— Есть маленький нюанс, что признали нежелательной организацией не [российский] Гринпис, а международную организацию Greenpeace, но мы как ее отделение по закону больше не сможем осуществлять деятельность в России, это административно и уголовно наказуемо. Пока есть только решение прокуратуры, но теперь организацию должны внести в реестр нежелательных организаций. Пока этого не произошло, формально мы существуем. Но в течение ближайшего времени Гринпис в России работу прекратит.
Юридически WWF чисто российская организация. Мы, хотя по форме тоже российская, являемся отделением международной неправительственной организации. Поэтому их признать нежелательными нельзя, а нас можно было и теми, и другими (и иноагентом, и нежелательной организацией. — Republic). Почему именно этот статус выбран — ну, видимо, кому-то мы очень сильно мешаем.
— Насколько решение Генпрокуратуры признать Гринпис нежелательной организацией и фактически уничтожить ее работу в России было для вас ожидаемым?
— Естественно, мы считали возможной такую ситуацию. Но опять же, мы не первые. В апреле организацию «Беллона» признали нежелательной (Bellona, норвежский экологический фонд. — Republic). Они сейчас судятся, но решение принято. Кроме WWF многие другие экологические организации, в том числе региональные, признали иностранными агентами. Многие ликвидировались, какие-то еще существуют в этом статусе, кто-то создает новые организации. Так что, да, мы ожидали, что какие-то такие попытки будут и с нами.
Тем более, как вы знаете, разные люди, такие как Рашид Исмаилов, председатель Российского экологического общества, депутат [Госдумы Александр] Якубовский, который очень радовался признанию нас нежелательными, они официально обращались в соответствующие органы с просьбами признать нас как иноагентами, так и нежелательными. Так что поводы для таких ожиданий были. Теперь, видимо, было принято такое политическое решение.
Честно скажу, я не ожидал, что это случится именно сейчас. Ничего такого, что могло бы стать триггером для подобного решения, не было. Разные события постоянно происходят, но я четко не могу увязать их с этим решением. Но просто как факт, что, например, в среду должно состояться заседание Верховного суда по нашему заявлению об отмене приказа Минприроды, согласно которому из состава национального парка «Ладожские Шхеры» исключено порядка 3000 гектаров его заповедной зоны на полуострове Рауталахти. Мы пытались не допустить принятия приказа, его все-таки приняли, и мы обратились с Верховный суд. На среду назначено рассмотрение, и я не знаю, как мы сможем его вести, поскольку ликвидируемся. Дальше вести дело мы уже не сможем.
— Вы сказали, что Гринпис своей деятельностью наступал на интересы разных структур. Что это за структуры и интересы?