Фигурка Маши из серии "Маша и медведь". Сделано в Китае
labirint.ru
Заголовки в новостных лентах бывают иногда, и даже часто, настолько причудливы в смысле своеобразной лексики и, главное, нарочито вывихнутого синтаксиса, что воспринимаются как самодостаточные художественные объекты.
Самодостаточные-то они самодостаточные, но некоторые из них обнаруживают способность спровоцировать неконтролируемый поток ассоциаций, воспоминаний, культурных реминисценций…
Читаем мы, например: «Депутат Государственной думы Такая-то заявила о подготовке проекта о проверке игрушек на духовность».
Мимо тут может пройти только очень равнодушный и лишенный воображения человек.
Мы же вычленяем из этого лаконичного текста сразу два ключевых слова — «Духовность» и «Игрушки» и пытаемся решить, какое из них главнее.
Главнее — оба.
Сначала — «духовность».
В 70-е годы в моей тогдашней компании имели широкое хождение словечки типа «духовка», «нетленка» или «сакралка». Такова была ироническая рефлексия художников и литераторов моего круга на высокопарные и абсолютно, как мы были уверены, лишенные реального содержания разговоры наших тогдашних оппонентов-традиционалистов о «непреходящих ценностях», «нетленных полотнах», «духовной основе искусства» и «сакрализации реальности».
Мне-то всегда казалось и кажется до сих пор, что одной из базовых задач искусства является как раз десакрализация реальности, освобождение ее поверхности от водорослей и ракушек различных предрассудков и суеверий, пышно именуемых то сакральностью, то духовностью, еще чем-нибудь в таком роде.
Какой-либо позитивный смысл эти слова имеют лишь в богословском контексте. Будучи вырванными из него, они, как топоры, повисают в спертом от концентрированной духовности воздухе. Они становятся в лучшем случае метафорами.
В связке же с «игрушками», особенно если учесть социально-политический контекст нынешних дней, вся эта «духовка» скукоживается до расплывчатых образов танков, пулеметов, бронежилетов и пилоток со звездами.
Кстати, о звездах и звездочках.
Я родился через два года после окончания войны. Понятно, что для моего поколения война — постоянный фон существования. Взрослые донашивали военную форму. Дети донашивали то, что оставалось от взрослых. Чердаки и сараи ломились от противогазных сумок, планшеток и полевых биноклей. Это ведь и были мои первые игрушки.
Полевой бинокль без одного стекла, раскрывающийся в разные стороны офицерский планшет, противогазная сумка, зеленая алюминиевая фляжка и, главное, звездочки от погон, бесконечное количество звездочек различного калибра, а также и военных пуговиц, опять же со звездами.
Это было понятно, это было — или по крайней мере казалось — естественным.
А про «духовность» точно не думали. Какая еще духовность — без нее много хлопот.
Игрушки, купленные в магазине, подаренные на дни рождения, тоже были. И они тоже были милитаризированные в своем большинстве. Автоматы, наганы с пистонами, пугачи с серными пробками.
Но не только, были и другие игрушки. Мало, но были.
Мне вот, например, запомнились пластмассовая дудка, а также гармошка, визжавшая на манер вечно пьяной Райки Гусевой из соседнего подъезда. Гармошка была подарена тетей Галей, маминой подругой, у которой рос сынок Левка, мой сверстник и тезка. Подарок этот был сделан в отместку моей маме, которая некоторое время назад подарила этому Левке барабан.
Был синий жестяной самосвал без одного колеса. Он страшно грохотал, когда я катал его по полу. Отец, когда я уже вырос, как-то признался мне, как он был рад, когда этот самосвал однажды безнадежно развалился на составные части.
Был у меня также тряпочный клоун Петя. О нем я написал однажды чувствительный рассказ. Он так и назывался — «Петя».
Некоторые из моих игрушек запомнились тем, что с ними произошли события различной степени трагичности.
Так, например, случилось с деревянным крейсером «Аврора» с мачтами и пушками, который на мое шестилетие принес друг Смирнов. Я, заметьте, специально не говорю «подарил», а говорю «принес». И вот почему.
Принес, значит, Смирнов эту потрясающую вещь, в которую мы увлеченно играли весь вечер. Потом за Смирновым пришла его мамаша, чтобы забрать его домой.
И тут случилось страшное. В отличие от меня, воспринявшего этот крейсер именно как подарок, Смирнов решил, что он принес его всего лишь на вечер, поиграть. И что теперь он должен забрать его обратно.
Он требовал вернуть ему корабль. Я стал реветь страшным образом. Его мама пыталась объяснить ему, что это подарок и что теперь корабль мой. Тогда заревел и он. Так мы ревели в два голоса, покуда выяснилось, что его рев оказался мощнее и убедительнее, и он унес эту волшебную вещь, а я успокоился лишь тогда, когда мама твердо пообещала купить мне такой же. Не помню точно, но кажется, так и не купила, иначе я бы запомнил.
А водяной пистолет! Боже, как же я его вожделел. Как я мечтал о нем. Он стоил два рубля — это я запомнил навсегда. Эти «два рубля» на некоторое время стали для меня буквально мерой всех вещей. Когда кто-то из взрослых, рассказывая о какой-нибудь очередной покупке, например о ботинках, говорил, что они стоили 12 рублей, я немедленно подсчитывал: «Это же целых шесть водяных пистолетов!»
Водяной пистолет все же был подарен мне по случаю успешного окончания пятого класса. Ну, казалось бы — радуйся и пользуйся на здоровье. И какой бес надоумил меня заправить его однажды вместо воды чернилами. И какой подлый бес навел мою руку в ту сторону, откуда возник внезапно бежевый плащ соседки. И какой бессердечный демон заставил меня нажать на курок!
Ох, как недолго был он у меня, этот долгожданный, но такой недолговечный дар судьбы.
Теперь, видимо, пришло время обратить внимание на третье ключевое слово. Это слово «проверка».
Слово, надо сказать, ни с чем хорошим не ассоциируется. А ассоциируется оно с тоской и тревогой. Проверка домашнего задания. Проверка контрольной. Проверка чистоты рук перед обедом.
Отдельным кошмаром школьного детства были пресловутые спичечные коробки, в недрах которых содержался неоформленный кусочек кала. Это был кал на анализ. Один из таких бесконечных коробков был непостижимым образом потерян мною по дороге в поликлинику. Пришлось на следующий день повторять это дело и этот не очень близкий маршрут.
Когда-то наши какашки в обязательном порядке проверялись на яйца глист. Теперь игрушки, — в не менее обязательном порядке, — будут проверяться на духовность. Несомненный прогресс на пути от самых низких категорий человеческого бытия к белоснежным вершинам человеческого духа, как говорится, налицо.
