It's My City
Последняя статья Владислава Суркова, давно не радовавшего мир своими интеллектуальными эскападами, вызвала поток насмешек, часть из которых была, вероятно, обусловлена личностью автора, а часть — крайне мутной системой аргументации, в которой нашлось место и былинным фигурам, и не имеющим отношения к делу историческим персонажам. Главная же мысль Владислава Юрьевича о том, что происходит «растворение и Запада, и Востока в Великом Севере, [причем] все участники этого процесса переживают и не раз еще переживут трагические трансформации, пока не начнут подходить друг другу для совместного исторического проекта», также вызвала массу критических замечаний, обусловленных нынешним состоянием отношений между потенциальными частями «Великого Севера». Естественной оказалась и реакция украинских коллег, категорически отвергающих любую мысль о существовании единого политического пространства с Россией, под чьим бы верховенством оно ни собиралось.
У меня также есть много претензий к статье Суркова, но так как я не склонен менять собственных взглядов в зависимости от того, кто их в той или иной мере разделяет, я выскажу категорическую солидарность с приведенным выше тезисом. Без малого 20 лет назад я изложил весьма схожие взгляды на геополитическую картину XXI века, когда писал о том, что Америка и Россия похожи друг на друга и при этом отличаются от Европы, но в весьма примечательном смысле.
Россия и Америка — пусть и в разные времена и с разной скоростью — формировались как «окраины Европы». Владислав Сурков отмечает очевидное обстоятельство, говоря о том, что корни их культур уходят к Греции, Риму и христианскому мировоззрению. При этом окраины сегодня намного более радикальны и самоуверенны, чем европейский «центр»: на протяжении последних нескольких столетий эти бывшие периферии не раз превращались в вершителей судеб Старого Света, а в годы холодной войны по сути делили его на две части под собственным контролем. Они не только идеологичны, но в значительной мере и мифологичны: ещё Г. К .Честертон называл Америку «нацией с душою Церкви», а в России тенденция к созданию придуманного облика самой себя имеет куда более глубокие корни.
Обе нации весьма индивидуалистичны, хотя индивидуализм американцев и русских заметно отличается (у первых он скорее «наступательный» и «конструктивный», а у вторых — «оборонительный» и «консервативный»), и имеют массу прочих сходств, которые в совокупности существенно отличают их от европейцев (я позволю себе не продолжать, т.к. мой большой старый текст можно свободно прочесть на сайте журнала «Россия в глобальной политике». Замечу, что это один из редких случаев того, когда на сайте структуры, попавшей в западные санкционные списки, сохранен текст иностранного агента — давайте считать его проявлением будущего «северного» единства).
Чуть позже, ровно десять лет назад, я развил эту же тему, по сути написав то же самое, что родил на этой неделе Владислав Юрьевич. Я исходил из того, что отмечавшееся в результате холодной войны противопоставление Запада и Востока было не вполне правильным, но нынешнее обозначение в качестве «Востока» Китая или Индии, «слизанное» с формулировок просветителей XVIII века, по-настоящему безумно. Когда в Москве говорят о повороте на Восток, забывают, что двигаясь в этом направлении, можно прийти на Средний Урал, в Якутию, на Камчатку, в южную Канаду, а затем добраться до Глазго, Копенгагена и Вильнюса, но попасть в Пекин и тем более Шанхай невозможно.
