Уставшие военные в автобусе после парада
Это конспект доклада «Российский правящий класс в чрезвычайном положении: год спустя» который политолог Екатерина Шульман, приглашенный научный сотрудник Берлинского центра Карнеги по изучению России и Евразии, прочитала на конференции «Страна и мир: российские реалии-2023», организованной медиа-проектом «Страна и мир».
НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН, РАСПРОСТРАНЕН И (ИЛИ) НАПРАВЛЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ (ШУЛЬМАН ЕКАТЕРИНА МИХАЙЛОВНА), СОДЕРЖАЩЕГОСЯ В РЕЕСТРЕ ИНОСТРАННЫХ АГЕНТОВ, ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА (ШУЛЬМАН ЕКАТЕРИНА МИХАЙЛОВНА), СОДЕРЖАЩЕГОСЯ В РЕЕСТРЕ ИНОСТРАННЫХ АГЕНТОВ. 18+
В 2022 году война стала огромной неожиданностью и внутри, и вне России. Она поставила правящий класс в чрезвычайную, непривычную для него ситуацию, заставив его делать то, к чему он не приспособлен, и к чему особенно не готовился.
В 2021 году были видны некоторые признаки «национализации элит», ужесточение всего законодательства о публичной сфере — о выборах, медиа, общественных организациях. Теперь, задним числом, эти меры выглядят как подготовка к большой войне, в которой участвовали широкие круги правящего класса. Но эта логичность возникает во многом постфактум: если бы войны не случилось (а ее могло не случиться), мы бы не проводили эту прямую линию из прошлого в будущее. Если у кого-то и был такой стратегический замысел, то ни с обществом, ни с правительственными кругами он им не делился. Даже высшие руководители правительства и администрации президента не представляли себе ни масштабов вторжения, ни продолжительности войны, которая вслед за этим наступит.
И тем не менее, бюрократическая система как-то справилась с первым шоком. Ее наиболее работоспособными частями стали не силовики, которыми система максимально гордилась, с кем себя ассоциировала и на кого тратила больше всего денег, а финансово-экономические власти и гражданское чиновничество, включая региональную и муниципальную бюрократию. Финансово-экономические власти и год спустя продолжают поражать мир своей компетентностью. А региональная и муниципальная бюрократия, как и во время эпидемии COVID-19, сумела предотвратить административный коллапс, и исполнительскую дисфункцию, которая могла случиться как после начала войны, так и осенью 2022 года с объявлением мобилизации.
Екатерина Шульман
It's My City
Спустя почти два года после начала войны мы продолжаем видеть в управлении страной законодательные и управленческие практики, которые были опробованы во время эпидемии коронавируса. Давайте суммируем, что это за практики. Дальше я буду говорить преимущественно о наблюдениях за ходом законотворческого процесса и поведением российской коллективной бюрократии, о решениях, которые принимаются и имплементируются госаппаратом. Речь пойдет большей частью о гражданской бюрократии, но я буду говорить и о бюрократии в расширенном смысле — той, которая практически управляет Россией и включает в себя силовиков.
Первое сходство между управлением страной во время «СВО» и во время эпидемии COVID-19 — это парадоксальная федерализация, опускание ответственности с федерального центра на уровень ниже. Основная ответственность за антиковидный, антипандемический менеджмент была возложена на региональные власти: «вам там на местах виднее, как надо себя вести». Регионы получили дополнительное финансирование, но не дополнительные полномочия. Федеральная власть попыталась разыграть тут сказку о вершках и корешках: оставить себе все полномочия и забрать себе успехи (такие, как создание эффективной вакцины), а всю непосредственную работу и ответственность за возможные неудачи возложить на регионы.
В ситуации военного времени использован тот же прием:
региональным властям полностью передана работа с встревоженными, недовольными гражданами.
Например, в Белгородской области губернатор общается с людьми, ездит на места обстрелов: он в регионе — единственное лицо власти, никакие федеральные чиновники там не появляются.
Именно силами региональных властей проводилась мобилизация. В своей активной фазе она продлилась меньше четырех недель, с 21 сентября по 17 октября 2022 года, и была быстро свернута. Хотя, по ощущениям, это продолжалось намного дольше. Проведение мобилизации оказалось для системы практически непосильной задачей, и после 17 октября набор людей стал осуществляться другими средствами: преимущественно рекламой и принуждением к заключению контракта с Минобороны. Эта задача была переложена на губернаторов (регионам спускали разнарядки по количеству контрактников, которых надо привлечь) и работодателей, к которым приходил зловещий KPI: сколько людей должно делегировать каждое предприятие.
Эта политика привела к интересным последствиям: мы имеем дело не столько с мобилизацией тоталитарными средствами, сколько со странной рыночной политикой покупки работников для войны.
