Битва на Ворскле, 12 августа 1399 года
Изображение: varvar.ru / М.В. Горелик
Привычное дело для околоисторических дискуссий — преувеличивать или преуменьшать в зависимости от личных (пред)убеждений значимость той или иной страницы из прошлого. Если российские авторы традиционно преподносят битвы под Оршой в 1514 году или Конотопом в 1659-м как промежуточные эпизоды, то для белорусской и украинской историографий эти баталии — краеугольные события в национальной мифологии. Это объяснимо, это понятно и даже, в какой-то мере, неизбежно.
Однако случается и так, что то или иное столкновение многотысячных армий остаётся по прошествии лет ненужным никому. Наглядный пример — сражение на реке Ворскле в августе 1399 года. Ему не посвящали фильмов и поэм, в его честь не проводят научных конференций, а павшим на нём не ставят памятников. Между тем, именно эта битва — а не куда более известное стояние на Угре 1480 года и, тем более, Куликовское сражение 1380-го — объясняет развязку исторического процесса на востоке Европы в XIV-XV веках.
Некогда могущественнейшая Золотая Орда сжалась до враждующих кочевий; ощутимо подрастеряло величие и Великое княжество Литовское, а вот малопримечательное Московское государство начало повелевать судьбами многих городов и народов. И корни этой метаморфозы во многом лежат в схватке посреди украинских степей, произошедшей ровно 625 лет назад. Сами москвичи, что характерно, на неё совсем не явились.
Завоевание, которого не было
1 сентября 1408 года, Москва. Тогда ещё — совсем не столица России, а просто центр одного из многих восточнорусских княжеств, пускай и одного из самых могущественных. Это уже был достаточно крупный по меркам своего времени город.
Как раз в ту пору Москва обретала один из своих главных эпитетов на многие годы вперёд — Белокаменная. Деревянная застройка ещё преобладала, но любому путнику в глаза бросались величественные сооружения из более дорого и надёжного материала: собственно московский Кремль, храмы Успения Богоматери, Иоанна Лествичника, апостола Петра, другие православные церкви. На протяжении 80 лет здесь находилась фактическая резиденция русских митрополитов, по традиции ещё титуловавших себя Киевскими.
Оборона Москвы от Тохтамыша в 1382 году
Изображение: Wikipedia / А.М. Васнецов (1918)
Город постепенно оживал, восстанавливал былое благолепие после катастрофического нашествия ордынского хана Тохтамыша в 1382 году. Новый великий князь Василий Дмитриевич совсем не походил на своего доблестного, но не всегда рассудительного отца Дмитрия Донского. Сын победителя Куликова поля избегал битв и открытого неповиновения как степнякам с юго-востока, так и могучим литвинам с запада. Аккуратно и постепенно он накапливал силы для своего государства — осторожной дипломатией и внешним покорством.
Но осенью 1408 года вся отточенная стратегия Василия пошла прахом.
Как бы ни преклонялся московский правитель перед своим величественным тестем, великим князем Литвы Витовтом, летом 1408 между двумя державами прошла трещина. Литвина возмутило, что его нерадивый зять увиливал от военной помощи в присоединении к ВКЛ богатейшего Пскова и, вдобавок, укрывал у себя беглецов из западнорусского государства. Между Литвой и Москвой началась война. Началась — и закончилась буквально одной битвой. Непобедимая литовская армия в битве на реке Угре наголову разбила несчастных москвичей.
В решающий момент на помощь Василию Дмитриевичу не пришёл никто: ни тихо злорадствовавшие Тверь с Рязанью, ни новгородцы с псковитянами. Даже ордынцев не вышло заманить никакими посулами. Некогда сверхвоинственные кочевники хорошо помнили, как девятью годами ранее Витовт на реке Ворскле перемолол армию их земляков Едигея и Темир-Кутлуга. И вот, 1 сентября 1408 года, смиренный Василий покорно преклонял колено перед могущественным родственником.
Недавние мечты о всевластии над всеми русскими землями выглядели нелепицей. Московские князья на веки вечные признавали себя «сынами» литовских. Формально, впрочем, и те, и другие оставались данниками ордынских ханов. Но, поскольку басурманами повелевал всецело зависевший от Витовта Тохтамыш, зависимость Литвы от Орды представляла собой церемониальный атрибут. Мало кто сомневался, что в ближайшие годы Вильна порвёт с Ордой и ещё теснее привяжет к себе восточнорусские земли…
Василий Дмитриевич, московский князь в 1389–1425 годах
Изображение: Wikipedia / Царский титулярник 1672 года
…В реальности, конечно, всё вышло ровно наоборот. Литовско-московская война 1408 года обошлась вообще без битв. Сперва две армии без толку простояли на реке Угре, а потом их правители заключили между собой компромиссный договор. Князь Василий признал права визави на Смоленск, но и сам взамен получил ряд спорных земель. В ближайшие десятилетия Литве вообще будет не до расширения на восток из-за войн с Тевтонским орденом и внутренних усобиц. А когда ВКЛ вновь вернётся к собиранию исторической Руси, её решительно пресечёт уже заметно окрепшая Москва.
И переломной точкой здесь послужила та самая битва при Ворскле. Августовская схватка 1399 года надёжно остановила литовскую экспансию, подарила лебединую песнь ненадолго воспрявшей Орде и, в конечном счёте, дала передышку Москве, сумевшей использовать взаимное ослабление недружелюбных соседей.
