Битва под Оршей, полотно Ганса Крелла (предположительно), 1524-1530 годы

Битва под Оршей, полотно Ганса Крелла (предположительно), 1524-1530 годы

Изображение: Wikipedia

Ирония из прошлого: в одну и ту же дату, 8 сентября, с интервалом в 134 года состоялись две битвы с разными итогами для будущей России. В 1380 году войско московского князя Дмитрия Ивановича разбило татар на Куликовом поле. В 1514 году армия его потомка Василия III была бита сама под Оршей на территории современной Беларуси. Вокруг обеих битв победители выстроили героические мифы, разумеется, взаимно противоположные по смысловому наполнению.

Куликовскую битву выигравшая сторона подавала как дату рождения новой нации и единого государства, день «почти освобождения» русских княжеств от ордынского ига. Эти условные утверждения во многом противоречат фактам, однако они прижились, став основой для общепринятого взгляда на прошлое. Похожая история вышла с Оршанским сражением. Его победители превозносили своё достижение как знаковое для всего Старого Света. Якобы польско-литовские войска остановили на Днепре полчища схизматиков с востока, спася Европу от московитского нашествия.

Соответственно, российская историография традиционно отказывала битве под Оршей в принципиальном значении. Утверждалось, что это лишь эпизод Десятилетней войны 1512–1522 годов, одного из многих столкновений Руси с Литвой и Польшей в XIV — XVI веков. Притом конкретно в том конфликте в итоге выиграла Москва, заполучив город Смоленск с соседними землями.

Людям, как историкам-профессионалам, так политикам и рядовым обывателям, естественно оценивать прошлое в зависимости от личных симпатий, национальной и корпоративной принадлежности. Радостные события неизменно судьбоносны, неприятные, как правило, оказываются досадными случайностями. Так что с каким бы холодом ни воспринимали Оршанскую битву в России, в Литве, Беларуси и особенно в Украине она обречена олицетворять сопротивление имперству восточных соседей. Но какое место сражение из далёкого 1514 года занимает в реальной истории?

Такие разные, но оба русские

«Запад есть Запад, Восток есть Восток, и вместе им никогда не сойтись», — затасканная цитата из Киплинга служит прекрасным эпиграфом для истории взаимоотношений Русского государства с Великим княжеством Литовским и Русским в XIV — XVI веках. Двух монархий, чьи правители одинаково титуловали себя русскими: не в современном значении этого слова, а обозначая преемственность к исторической Древней Руси. К началу XV века Москва и Литва всё ещё сохраняли культурно-языковую и религиозную близость. В обеих державах преимущественно говорили на разных наречиях старорусского языка и исповедовали православие.

Великое княжество Литовское (оранжевым) и Русское государство (бирюзовым) в начале XVI века

Карта: Wikipedia / Николаев В.В.

При этом соседи всё меньше походили друг на друга именно как государства. В Литовском княжестве восторжествовала шляхетская вольница. В 1492 году в государстве приняли подобие конституции, «Привилей великого князя Александра». Документ окончательно закрепил за аристократией многочисленные личные свободы и привилегии, а также гарантировал им участие в управлении государством.

Великий князь без согласия Сейма не мог ни вводить новые налоги, ни объявлять войну, ни заключать мир.

Экономически власть шляхты опиралась на фольварки. Так называли крупные землевладения, где дворяне выступали полновластными хозяевами, слабо завися от центральной власти. Как любили говорить уже позднее, при Речи Посполитой, «шляхтич в огороде равен воеводе». Плодородных земель и закрепощённых крестьян в великом княжестве хватало с избытком. Так что с XV века литовская шляхта всё меньше горела желанием воевать, и всё больше — производить в своих фольварках зерно на экспорт. Благо, что с открытием Америки и революцией цен это занятие приносило баснословные прибыли.

Литовская верхушка к тому времени тесно интегрировалась с соседней польской. Их объединяла геральдика, этика, обычаи, браки, деловые взаимоотношения. Уже окрепла традиция, что великий князь в Вильне «по совместительству» носит и корону Польши. Однако, находясь в личной унии, два государства сохраняли друг от друга независимость. И литовские аристократы к идее полного объединения с Варшавой относились со скепсисом, справедливо опасаясь сплошной полонизации и окатоличивания.

Марфа Посадница. Уничтожение новгородского веча, 1889 год. Картина К.В. Лебедева

Изображение: Wikipedia

К востоку же от Литвы складывалась держава совсем иного типа. Порвав в конце XV века с ордынским игом, Иван III и его преемники с новой силой принялись за создание сверхцентрализованного государства. Старое вотчинное землевладение вытеснялось в пользу нового поместного. Другими словами, право на землю гарантировала уже не принадлежность к роду, а верная служба государю, прежде всего, военная. Старые удельные княжества одно за другим уходили в анналы истории вместе с былыми вольницами Новгородской и Псковской республик. И это в те же годы, когда города ВКЛ, наоборот, получали широкое самоуправление на основе Магдебургского права.

В XIV веке военный потенциал Литвы несопоставимо превосходил московский. Граница между двумя государствами тогда проходила по нынешним пригородам российской столицы.

В 1368–1372 годах князь Ольгерд, любивший приговаривать, что литвины обязаны владеть всей Русью, трижды водил свои войска в походы на Москву. И всякий раз оборонявшихся спасало буквально чудо.

Казалось, что кто-то из преемников Ольгерда обязательно дожмёт возвысившийся при ордынском иге городок. Но не вышло. А спустя век с небольшим дела обстояли наоборот. Уже московское владычество над Литвой выглядело вопросом пары поколений.