Инвалид войны у Вечного огня в Свердловске, 1960-е годы
Фото: Анатолий Грахов
Republic продолжает рассказывать о жизни фронтовиков-инвалидов, которых после Великой Отечественной войны прятали в специальных интернатах. Первая глава была посвящена монастырю на Валааме, куда отправлялись покалеченные, обездоленные ветераны, многие — без рук и ног, цинично именовавшиеся в народе «самоварами» Сталина (рекомендуем сначала прочитать тот текст). Архипелаг стал собирательным образом мест, куда свозили инвалидов войны, и благодаря художнику Геннадию Доброву, побывавшему на Валааме в 1974 году, мы знаем, как они выглядели и о чем думали.
Вторая глава продолжает тему «ненужных» героев, отдавших свое здоровье Отечеству, которых власти СССР объявили после войны, несмотря на ордена и медали, «антиобщественными паразитическими элементами» и на этом основании высылали в отдаленные территории, попутно изымая из писем фотографии фронтовиков с тяжелыми увечьями. Сейчас в России зафиксировано рекордное число граждан с инвалидностью, вставших на учет для получения кресел-колясок и протезов. Демографы связывают это с войной в Украине. Но чиновники, как и после ВОВ, скрывают эту информацию, о неудобной проблеме не говорят по телевизору, на радио, об этом не пишут в газетах. И пока власти РФ переписывают учебники по истории в угоду новой идеологии, мы через призму судеб фронтовиков-инвалидов напоминаем, к чему может привести возрождение культа СССР с его белыми пятнами, которые при ближайшем рассмотрении оказываются болезненно темными.
«Хор живых торсов» Васи Петроградского
Тема индомов нашла свое отражение не только в художественном искусстве, но еще в литературе и кино. В 1954 году писатель-фронтовик Виктор Некрасов, лидер так называемой «лейтенантской прозы», выпустил повесть «В родном городе», в которой описывалась послевоенная жизнь покалеченных на примере летчика, оставшегося без ног и вернувшегося в Киев.
«Биография-то у меня кончилась. Так, мура какая-то осталась. А ведь летчиком был. И неплохим летчиком. Восемь машин на счету имел. И это за каких-нибудь десять месяцев, со Сталинграда начал. Был и комсомольцем, думал в партию вступать. А теперь что? Обрубок… Летать уже не буду, из комсомола выбыл. Мотаюсь по городам с какими-то чертовыми тапочками. В Ростове инвалидная артель их делает — хорошие, на лосевой подошве. Я перевожу их в Харьков, в Одессу, сюда: с протезом всегда проедешь, никто не задержит. А трое ребят — жуки такие, дай бог — загоняют их. Вот так и живу: заработаю — пропью, опять заработаю — опять пропью. А ты говоришь — счастье. Нет его! Нога не вырастет», — сетовал герой Николай Митясов.
