Alvin Roth and Lloyd Shapley © guardian.co.uk

Константин Сонин, постоянный профессор РЭШ и ЦЭФИР, проректор Российской экономической школы, разъяснил Slon, почему имена Элвина Рота и Ллойда Шепли не фигурировали ни в одном шорт-листе претендентов и чем они все-таки заслужили свою премию и благодарность человечества.
– Почему получившие премию не фигурировали в шорт-листе, который составляли аналитики перед оглашением результатов? Для вас самого этот результат стал сюрпризом?

– В этом году я не включил их в свой шорт-лист, и мне ужасно неудобно. Последние пять лет я составлял свой шорт-лист из 15 кандидатов и всегда угадывал. Несмотря на это, для меня нет никакой неожиданности. Мне кажется, что просто на нас – экономистов – немного давит то, что делают лауреаты Нобелевской премии по физике и химии, потому что у них премии даются за какие-то определенные (экспериментальные) достижения, а у нас за то, что, возможно, было очень давно. Поэтому во всех этих шорт-листах есть некоторое смещение в сторону современности. Сегодняшняя Нобелевская премия была дана за теорию, разработанную в 60-е годы.
– За что, собственно, дали награду? Как вы понимаете вклад Рота и Шепли в науку?
– Мне кажется, Нобелевский комитет хотел послать некоторый месседж. Я этот месседж понимаю так: у экономической науки, даже у самой сложной теории есть совершенно осязаемые, практические, инженерные применения. Это связующая премия для двух поколений. Ллойд Шепли намного старше. Он из того поколения, которое получало Нобелевские премии еще 20 лет назад. Он работал вместе с Джоном Нэшем и в 50-е годы и заложил основы теории игр и теории стратегического взаимодействия – то, что сейчас стало фундаментом экономической теории. Элвин Рот на поколоние младше, ему только 60 лет. Он в каком-то смысле практически вывел приложение алгоритму Шепли. Но главное, что он не только придумал приложение, но также провел огромное количество лабораторных экспериментов, чтобы понять, как эти приложения работают, и добиться их работы без сбоев. Сейчас они применяются в десятках городов, где десятки тысяч школьников распределяются по этим алгоритмам, работает обмен почками и другими человеческими органами.
– Если проследить результаты деятельности, прикладные результаты исследований Рота и Шепли, создается впечатление, что они скорее достойны премии по медицине. Ну или по математике, если б таковая вручалась. Но что такого они дали именно экономике?
– Экономически, теоретически – это большой вопрос, и он звучит примерно следующим образом. Представьте, что по какой-то причине в той ситуации с которой мы имеем дело, мы не можем пользоваться ценами, мы не можем устроить торговлю. Вообще, если бы можно было просто объявить рынок или онлайн-аукционы почек, печени и других органов, возможно, было бы гораздо эффективнее, чем сейчас. Эффективнее в том смысле, что те, кто может заплатить больше денег, быстро получали бы хорошие почки. Но у людей есть совершенно четко выраженное отвращение к тому, чтобы подобные вещи торговались. В свое время Элвин Рот рассказывал, что самое сложное для него было убедить врачей, что с экономистом вообще можно разговаривать на эту тему. По его словам, было очень сильное отвращение к духу наживы. Тем не менее можно, оказывается, придумать такой алгоритм, который эффективен, делает людям лучше и в то же время обходит проблему цен. Здесь есть глубокий экономический смысл, как нам достичь эффективности, если мы не можем пользоваться ценами.
– Мы привыкли, что в области экономики премия присуждается за достаточно фундаментальные вещи. Здесь же мы, похоже, имеем дело с удачной прикладной разработкой.
– То, что придумал Шепли, было теорией. Но они отталкивались от вполне конкретных примеров. Как это часто бывает, этот алгоритм сначала появился в жизни, а потом было осознано, что он значит, и после того, как была создана теория, его стало можно переносить на другие рынки и прикладывать в других ситуациях. В то же время этот механизм, эту разработку нельзя было сделать в 60-е годы, потому что тогда еще не было никакого аппарата, который бы показал, что нужно для его практического воплощения. Современный инженерный подход в экономике, когда мы строим или создаем какой-то рынок, стал возможен только благодаря работе всей экономической науки в последние 40–50 лет.
– Как вы считаете, на решение Нобелевского комитета повлияли те экономические процессы, которые мы сейчас наблюдаем?
– Мне кажется, что экономическая премия абсолютно вневременная. Возможно, единственное, в чем в данном случае проявился сиюминутный характер, это то, что Нобелевский комитет решил ответить на вопрос публики: а чем вообще эти экономисты занимаются, неужели от них нет никакой пользы? Вот пожалуйста. Сколько лет говорили, что это абстрактная математическая теория, а теперь благодаря ей есть спасенные жизни, более счастливые дети, лучшие результаты успеваемости детей в школах и так далее.
– В каких условиях вам приходилось встречаться с новоиспеченными лауреатами? Какое впечатление они производят?
– Я слушал лекцию Ллойда Шепли в 2000 году на первом конгрессе по теории игр. Это был самый первый конгресс и, соответственно, все пленарные лекции читались самыми знаменитыми экономистами, которые непосредственно участвовали в разработке этой теории. Что касается Элвина Рота, то я слушал его курс по теории дизайна механизмов, который он читал в Гарварде, когда я там стажировался в 2000 году. Шепли произвел на меня впечатление плохого лектора. Рот мне тоже показался довольно скучным и не впечатляющим лектором. Но я знаю, что работы и того, и другого привели в науку огромное количество талантливых людей. Поэтому, на мой взгляд, то, что они не очень впечатляющие лекторы, вполне компенсируется тем, насколько они выдающиеся ученые.
– В каких еще сферах могут быть успешно применены разработки Рота и Шепли?
– Для нас, в России, было бы неплохо, если бы детей в университеты размещали по алгоритму Шепли. У нас-то вопрос не в том, где еще применить, а в том, чтобы применить хотя бы там, где это делается уже во многих странах мира.