© Slon.ru

Смерть Бориса Березовского кажется совершенно неожиданной в Москве, еще труднее было поверить в нее тем, кто видел его даже в не самый блестящий английский период. Завсегдатаи ресторана в чудовищно пафосном отеле у Гайд-парка не раз имели возможность убедиться в том, что у этого crazy Russian энергии и любви к жизни хватит на десятерых. Несомненно, Березовский всегда был «немного слишком» для английского вкуса: чересчур экспрессивный, склонный к шоу-эскападам, абсолютно не похожий ни на типаж скромного европейского миллиардера, ни на привычных англичанам арабских шейхов. Судебный процесс с Абрамовичем еще четче обозначил это несовпадение Березовского с британской ментальностью: на фоне более молодого олигарха, почти лишенного мимики и благодаря дорогим консультантам успешно сливающегося с блеклым английским пейзажем, чересчур яркая личность Березовского, должно быть, выглядела для англичан особенно шокирующе. Березовский, один из первых заметных русских богачей, осевших в Англии, так навсегда и остался для англичан фигурой чуждой и непонятной. Но и Березовский платил Англии той же монетой. В отличие от Абрамовича, старательно привязывающего свое имя к близким и понятным каждому англичанину брендам, «Челси» для широких народных масс, Lindsey House для аристократии, Люсьен Фрейд для прогрессивных интеллектуалов, Березовский не пытался сделаться на острове своим, втереться в доверие, мимикрировать. Англия не стала для него второй родиной, он не вкладывался в статусные для англичан проекты и потому в сознании простых английских обывателей всплывал лишь изредка и только как «один из этих понаехавших русских нуворишей, которые вздувают цены на лондонскую недвижимость и убивают друг друга на нашей земле». Легкое раздражение, недоумение, быстро проходящая рябь на поверхности массмедиа – вот и все, что останется после Березовского в Англии. Но вряд ли его это задело бы: по большому счету Березовского интересовала только Россия. По часто случающейся в жизни иронии, последний раз я видела Березовского на похоронах. В церкви, где все присутствующие уже разместились на скамьях в основной части нефа, он выбрал себе единственное обособленное место – перпендикулярно ко всем, в крошечном трансепте, залитом светом. Этот свет как-то особенно резко подчеркивал и некоторый театральный драматизм сцены, и одиночество, отделенность от всех сидящего в трансепте человека. Для меня Березовский так и останется в памяти – не как олигарх, повлиявший на ход российской истории, а как фигура, в эту самую секунду воплотившая всю глубину переживания тщетности власти и денег, неизбежности одиночества и смерти, но и непрекращающегося волевого стремления и радости достижения или хотя бы постановки целей, – огромный сгусток human condition в одном человеке.