«Рядом висело распятие в стиле модерн, и на секунду я задумался о характере религиозного чувства, которое могло бы ему соответствовать», – говорит пелевинский герой, оказавшись в разоренном большевиками модном интерьере. В самом деле, непросто молиться Христу, укутанному в буржуазные завитушки модерна.
Я задумался о похожем, когда увидел интервью Собянина в «Московских новостях». Теперь-то мы знаем, что оно предвыборное, а тогда – в отличие от самого мэра – не знали.
К самому интервью претензий нет, наоборот, журналисты постарались. Там есть новость – то, что может прозвучать, то, что будут цитировать и обсуждать. Собственно, уже и цитируют, и обсуждают: «Москва должна оставаться российским городом». Не в каждом интервью чиновника такое бывает.
Журналисты (надо думать, вместе с пресс-службой) сделали все, чтобы очеловечить образ мэра. Встретились в «Жан-Жаке». Даже не знаю, что еще можно было придумать. Привести его на концерт Лёни Федорова и напоить. Но проиллюстрировано интервью удивительно. На сайте – все как по тексту, Собянин пусть и немного напряженный, но, несомненно, в «Жан-Жаке». А в бумажной газете оно же проиллюстрировано фотографиями, которые заставили меня на секунду задуматься о природе эстетического чувства мэрии.
Портрет в интерьере
В начале интервью во всю полосу сидит восковая фигура. То есть вот натурально Музей мадам Тюссо. Живой человек так выглядеть не может, даже если он восьмичасовой рабочий день позирует для академика Сафронова: спина болит, нога затекла и колет в ступне. В нашем же случае портрет академика Сафронова еще и подвергнут модному фотошопу. И, как и положено восковой персоне, она, то есть Собянин, сидит на троне. На красном троне с золотыми заклепками. Мэр, возможно, думает, что это стул. Возможно, он даже думает, его примут за стул из «Жан-Жака». Но мы знаем, что там они другие и что обычный москвич сидит на таком стуле только в музее-усадьбе, пока бдительная смотрительница отвернулась и еще не начала орать. А так нет.
На портрете не просто выглядывают из-под рукава, а обстоятельно представлены на первом плане солидные часы. А по ткани костюма видно, что она не простая какая-то гладенькая, а такой как бы сеточкой.
Соседняя картинка – это лестница с колоннами и дорожкой. Странно иллюстрировать работу или слова мэра лестницей. Но если подумать и совместить картинку слева и картинку справа, станет ясно, что это просто интерьер, в который должен быть помещен портрет мэра. Просто здесь почему-то интерьер отдельно и мэр отдельно – на неопределенно сером, как небеса в барочной живописи, фоне, он парит в пустоте. А совместим – получим узнаваемый стиль – что-то вроде николаевской версии ампира. Колонны, ковры, лестница, дорожка, неподвижная фигура в парче, в горностае, в эполетах, в часах, в костюме с тканью в крупную стежку.
У русского читателя эта пустая богатая лестница вызывает безошибочные ассоциации: от «парадный подъезд по торжественным дням» до «пошли они, солнцем палимы». И правда, глядя на зачищенную от людей лестницу, что еще может подумать горожанин, как только то, что отсюда его точно вытолкают взашей. И будет прав. Ясно, что люди по ней не ходят, ибо вот, лестница стоит на земле, а верх ее касается неба; и вот, ангелы Божии восходят и нисходят по ней. Как у Led Zeppelin. А горожанин, не будучи Иаковом, знает, что не только по ней не взойдет, но, скорее всего, за целую жизнь даже не увидит. И тоже будет прав. И я задумался о характере эстетического чувства, которое заставляет парадным подъездом жечь сердца людей.
На следующем развороте Собянин работает с документами. Сам Собянин слегка размытый, расфокусированный, документы тоже (служебные потому что, не для посторонних). Весь фокус на дорогой блестящей авторучке, которой он, собственно, и работает с ними. Как известно, когда молодого франтящегося Евтушенко привели представлять Ахматовой, у него в нагрудном кармане пиджака сверкала иностранная авторучка. «А где ваша зубная щетка?» – спросила Ахматова. Поэт Евтушенко и тем более поэт Ахматова давно выше этих взаимных уколов, но, глядя на эту фотографию, вспоминаешь.
На соседней странице опять восковая фигура Собянина на троне – точно такая же, как в начале интервью, только в уменьшенном варианте. Дальше еще раз такая же лестница с колоннами и дорожкой. И становится окончательно ясно, что газета здесь ни при чем, мне известно, что там работают отличные журналисты, некоторых я с удовольствием видел бы в числе своих авторов, некоторых знаю лично, и не только среди них, но и вообще на свете нет фоторедактора, который стал бы по доброй воле повторять несколько раз одну картинку: Собяниных на троне в газете ровно трое, парадного подъезда – два. Ясно, что это креатив пресс-службы мэрии. Все вообще выглядит так, будто в последний момент выкинули те, сделанные в кафе или еще где-то, и заменили официозом из красной папки.
Популизм не для всех
Мэр, который сам-то про очередные выборы уже знал, вышел к неравнодушному избирателю в «Жан-Жак». Все правильно сделал, неформально. Он не вышел туда в парче, показательно бряцая часами и авторучкой. Именно на таких выходах и на таких фотографиях и строится любая избирательная кампания (даже до объявления войны). Мэр в кафе. Мэр на бульваре на велосипеде. Мэр в вагоне метро. Мэр на задымленной станции после случайного возгорания, слава богу, никто не пострадал. Мэр ранним утром в кабине поливальной машины. Мэр в зоопарке кормит с рук любимого городского жирафа.
Но вспоминается ответ Путина на вопрос, почему его коллега Олланд ехал на инаугурацию без мигалки: «Я популизмом не занимаюсь, работать надо». С документами, авторучкой. Все вроде так, у нас николаевский стиль, но сам-то Путин ему не часто следует, фотографируется, как хочет и как любой пиарщик бы одобрил. Почти нет восковых фигур, наоборот – ярый воск топили. То на лошадке голый, то в реке, то в бассейне, на татами, на мотобайке, на крыльях – всего не перечислить.
Но другие этому образцу не следуют. Или следуют крайне осторожно, как бы спрося разрешения. Ну разве что Шойгу, который первый начал.
И тут становится ясно, что это образец для одного человека. Никому больше не позволено как заблагорассудится скакать, плавать, летать, при этом фотографироваться и фотографии публиковать. Пахать, косить, молотить, раздеваться, разуваться – это у нас царское дело. А остальных – работать в костюме с присланными сверху документами. В момент наибольшей искренности снять галстук.
Трудный выбор
Это интервью с этими картинками погружает нас в мучительную двусмысленность собянинского предвыборного положения. С одной стороны, у него горожане, простые и продвинутые избиратели. Он выходит к своим будущим избирателям повзыскательнее в «Жан-Жак», попроще – с мыслью «Москва – русский город». И одновременно понимает, что по-настоящему, по-серьезному у него один избиратель. Один-единственный. И ему не нужны походы в «Жан-Жак».
Этому главному избирателю надо показывать: я человек надежный, солидный. Не легкомысленный. Преданный. Не иду на поводу, не прогибаюсь под общественное мнение, особенно под столичную интеллигенцию – этой все равно не угодишь. «Мне разгуливать некогда. Я человек серьезный. Я люблю наш ампир. Люблю его выстраданный в нищете гламур и выкованный в боях дискурс». Ни на что не претендую, не летаю, не раздеваюсь, не плаваю, не жну, не пашу, не сею без спросу, не занимаюсь популизмом.
Собянин много что сделал для продвинутого избирателя. С плиткой не очень вышло, потому что не смогли проконтролировать процесс. С ларьками амбивалентно. Некоторых вроде жаль, с другой стороны, в Европе ларьков нет. И мой кембриджский друг со своим британским другом пять лет назад со смехом представляли себе, что было бы в Кембридже, если бы там была московская власть: какие и где стояли бы ларьки. Это они не над собой, это ж они над нами смеялись. Ну вот теперь не посмеются, не над чем, хотим как в Европе, нате.
С другой стороны, говорят, нельзя слепо копировать чужой опыт. Но не менее странно прозорливо изобретать в десятый раз то, что давно придумано и работает. Давно надо было скопировать единый пополняемый билет на городской транспорт, велостоянки и городской велосипед, автобусные полосы и платную парковку в центре. Это скопировано к тому же не слепо, а довольно креативно. Оплата парковки по SMS, да еще когда телефон тебе напоминает, что время кончается и пора еще одним сообщением доплатить, – это гораздо лучше, чем сидеть как на иголках и вспоминать, во сколько бежать к паркомату, чтобы не повесили стоевровый штраф. Давно пора скопировать полный запрет парковки на тротуарах, вешанья кондиционеров на фасадах. Да мало ли чего есть простого и понятного, что было лень делать прежней засидевшейся городской власти.
Судя по тому, что происходит в городе, Собянин и команда делают довольно много того, что востребовано как раз продвинутыми горожанами, которые хотят, чтоб в Москве был Париж (ну или лучшее из Парижа было в Москве). Многие из этих европейских вещей непопулярны: парковаться на халяву и рассуждать, что у нас тут не Париж, – веселее и дешевле. Мэру, который идет на стопроцентно демократические выборы, трудно начать выкатывать штрафы за парковку и оставленный в парке сор от пикничка. На демократических выборах, возможно, было бы проще выйти и сказать, что штрафы отменяются.
Но это пока нам не грозит. Никаких таких выборов, где это понадобится, у нас не будет. Фотографии Собянина с метро, велосипедом и жирафом, возможно, появятся. Но не будет никакого Навального с зеброй или Прохорова с бородавочником. Будет как было: голосуем мы, выбирает единственный избиратель, он не читает интернет и любит ампир.
