Эльдар Рязанов.
ТАСС / Архив / Анатолий Морковкин
Умер Эльдар Рязанов, великий советский антисоветский режиссер. Советский – потому что он свидетель эпохи позднего СССР, ее бытописатель и постановщик, человек, давший ей смысл и самосознание и одновременно показавший ее тупики. Он вошел в большое кино с искрометной «Карнавальной ночью» в 1956-м, в год ХХ съезда КПСС. Его классические фильмы – от «Берегись автомобиля» в 1966 году до «Вокзала для двоих» в 1982-м – полностью уместили в себя годы брежневского правления (1964–1982).
Принято считать, что он точнее многих описал нашу жизнь, уютно обустроил и населил ее узнаваемыми типажами, беззлобно высмеял советскую культуру повседневности с ее типовыми новостройками, заветными гаражами и дачками с «кулубникой». И вот теперь оборвалась последняя физическая связь с этим миром, ушел его создатель и смотритель, и никакие целлулоидные копии типа «Иронии судьбы – 2» его не воскресят. И поэтому всенародная скорбь по Эльдару Рязанову – это не только дань большому режиссеру и хорошему человеку, но и прощальный плач по ушедшей советской эпохе, по ее городским огням, телефонным будкам, умытым троллейбусам, искренним чувствам, по благородным милиционерам, сердобольным следователям и застенчивой улыбке Юрия Деточкина.
Но что такое «наша жизнь», кто эти «мы», опознающие себя в фильмах Рязанова?
Армия квалифицированных работников
Он снимал свои ленты про одних и тех же людей – милых, добрых, не всегда удачливых, но неизменно образованных, «культурных» людей: врачей и учителей, ученых и музыкантов, экскурсоводов и служащих, – да, собственно, все они, по советской классификации, были «из служащих», как и было записано в анкетной графе «социальное происхождение». Лучшие фильмы Рязанова – об этом классе и для него, они дали ему отражение, рефлексию, самосознание. Кто-то называет этих людей по-старому «интеллигенцией»; Александр Солженицын презрительно именует «образованщиной», а социолог Симон Кордонский, с его теорией сословного общества, так бы и назвал их «служащими», ибо все они так или иначе служат государству, встроены в его распределительные потоки.
Все они – продукт гигантского советского социального эксперимента, корни которого, через Маркса и Гегеля, уходят в философию Просвещения, в «знание – сила» Фрэнсиса Бэкона, начертанное на знаменах СССР. Послевоенный Советский Союз произвел десятки миллионов «специалистов», востребованных в автаркичной, но также и все более социально ориентированной экономике (тот самый брежневский «социальный контракт»). И к 1960-м они, а не «рабочий класс», стали подлинным социокультурным гегемоном позднесоветского общества.
Социолог Андрей Фадин называл эту группу «советским средним классом», частично включая в нее все ту же интеллигенцию, частично – многомиллионную (порядка 30–40 млн человек) армию квалифицированных работников.
