Губернатор Кировской области Никита Белых в Басманном суде Москвы.
Александр Вильф / РИА Новости
«Пружина перестройки замедляет ход, незаметно для нас уготовив новый тридцать седьмой». Превращение успешного и знаменитого губернатора в затравленного и потрясенного человека в наручниках – такие вещи редко происходят на наших глазах, и психологический эффект от ареста Никиты Белых, пожалуй, сильнее политического. Область областью, но не каждый день в России государственных деятелей такого уровня публично уничтожают и растаптывают, сопровождая каждый эпизод гражданской казни впечатляющими фото- и видеоиллюстрациями – от ресторана до клетки в зале суда; улюлюкающий представитель Следственного комитета Маркин пытается, и иногда успешно, навязать предмет обсуждения в виде «брал или не брал», но это бессмысленная постановка вопроса – варианты «брал» и «не брал» с одинаковым правом сосуществуют в жизни каждого российского чиновника, одновременно и играющего по правилам, и не оспаривающего базовые коррупционные принципы самих этих правил. В этом смысле Белых абсолютно равен своим предшественникам Хорошавину (Сахалин) и Гайзеру (Коми) – все трое, какие бы коррупционные обвинения им ни предъявлялись, безусловно, могут считаться жертвами именно политического преследования, потому что ни один из формальных эпизодов, записанных по их поводу в протоколах, не выходит за пределы давно и бесперебойно работающих порядков российской государственной системы. Регулярно (а третий арест за год с небольшим – это уже именно регулярно, уже не разовые эксцессы) сажая своих губернаторов, система или совершает саморанения, приближая саму себя к неизбежной гибели, или перестраивается, делая себя устойчивее и жизнеспособнее.
Понятно, что среднему критику Путина больше понравится первая (саморанения системы) версия. Вторая версия (система перестраивается) – пессимистичнее, но, как и положено пессимистичным версиям, реалистичнее. К ней стоит присмотреться.
Говорить всерьез о «новом тридцать седьмом» в современной России давно неприлично, да к тому же (несопоставимые масштабы) и безнравственно, но репрессии против губернаторов воспроизводят логику именно тридцать седьмого года, более близких исторических аналогов у нас нет. Жертвами делаются не карбонарии, не оппозиционеры и не тихие внутрисистемные саботажники, а совершенно обычные главы регионов – нет никаких сомнений, что если бы не вмешательство необъяснимой репрессивной силы, все трое, включая Никиту Белых, в сентябре прекрасно справились бы с процентами для «Единой России», а на сайте Кремля продолжали бы публиковаться поэтичные стенограммы их редких разговоров с Путиным, когда Белых (Хорошавин, Гайзер) долго говорит про социально-экономическое развитие своего региона, а Путин ему (им) отвечает: «Хорошо». Никаких публичных поводов для расправ над этими губернаторами не было. Были ли непубличные? Предположим, что были, то есть было что-то, что заставило ФСБ, СК и, скорее всего, лично Владимира Путина или хотя бы главу его администрации Сергея Иванова разрешить шестеренкам репрессивной системы завертеться не в пользу этих губернаторов. Таким поводом могло быть что угодно – степень мнительности и обидчивости высших федеральных чиновников, в том числе силовых, довольно высока, и они, как правило, ее не скрывают, и, наверное, стоит исходить из того, что Хорошавин, Гайзер и Белых, каждый по-своему, действительно чем-то так огорчили федеральное начальство, что оно решилось на скандальную развязку.
