Полицейский Первомай. Насилие как привычка

Месяц назад, когда выселяемые из служебного жилья ветераны Росгвардии жаловались в своем видеообращении на судьбу – служили Отечеству, дрались за него «в горячих точках, на Манежной, Болотной площадях», а оно их теперь оставляет без крыши над головой, – трудно было удержаться от злорадства, потому что ну да, «родина тебя всегда бросит, сынок», но сынок сынку рознь, и разница между реально воевавшим человеком, брошенным родиной, и омоновским «космонавтом», у которого работа дубасить случайных людей на митингах – эта разница понятна; в российской политической культуре десятых слова «омоновец» и «квартира» благодаря событиям на Болотной в 2012 году связаны между собой таким хитрым образом, что жилье для омоновца – это не просто крыша над головой, но что-то более существенное, несущее серьезную символическую нагрузку: в уличном противостоянии государства и гражданина роли распределены таким образом, что один рискует быть посаженным в тюрьму, а другой будет (дежурно, без рефлексий, да и без правды – никто ведь не запоминает ни лица, ни обстоятельства) давать обвинительные показания на суде, ссылаться на свои (по умолчанию смехотворные – «зубная эмаль») страдания и получит потом еще и квартиру как финальный результат своего митингового приключения. То есть вся конструкция подразумевает такое абсолютное торжество зла и несправедливости – слабому гарантированно будет плохо, сильному хорошо, других вариантов нет. И когда на очередном витке судьба оказывается несправедлива к тому вчерашнему сильному, сочувствовать ему сложно, какими бы торжественными ни были его слова о службе Отечеству. Наверное, это действительно сделка, растянутая во времени – ты получаешь какие-то невозможные для обычного человека права (бить безоружного дубинкой – это такое интересное право, да) и возможности, бытовое благополучие и даже какой-то почет, но расплачиваешься за это очень дорого – вот как минимум правом на сочувствие граждан, когда тебе станет плохо. Поплачь, омоновец – когда тебя выселят или еще что-то с тобой случится, тебя не пожалеет никто, но ты сам этого хотел.

И, может быть, из этого можно сделать такое успокоительное психологическое упражнение – когда вы смотрите, как люди в космонавтских шлемах избивают кого-нибудь дубинками, думайте о том, что лет через пятнадцать эти же люди, уже без дубинок и шлемов, станут ненужными и несчастными унылыми отставниками, запойно пьянствующими или, по старой памяти, гоняющими подростков по дворам, понимающими свое человеческое ничтожество и страдающими от него. Это ничтожество можно разглядеть и сейчас – в замахе дубинки отчаяние, в спрятанных под шлемом глазах – пустота. Люди без будущего, люди, которым никогда никто не посочувствует – даже в беспроигрышной для них митинговой битве слабее всех – именно они, решившие когда-то продать государству свою физическую силу, но не догадавшиеся, что продать придется и все остальные человеческие качества. Такие вещи обнажаются именно в момент противостояния с безоружными гражданскими на митингах, и умному государству этого обнажения, наверное, следовало бы избегать, но российское государство редко ведет себя умно и зачем-то само обрекает себя на судьбу тех бесквартирных бойцов, которых потом никто не пожалеет. Если в кастинге самых узнаваемых образов нашего времени победит этот громила в омоновском снаряжении (а шансы у него очень неплохие), то не будет об этом времени никакой доброй памяти.