Видеообращение Александра Паля. Фото: facebook.com

Видеообращение Александра Паля. Фото: facebook.com

Что бы там ни говорили, традиции солидарности в российском обществе по-прежнему слабы; если и появились в последнее время какие-то новые примеры, то не на уровне класса (среднего, допустим), а лишь на уровне сословий, профессиональных цехов. На ум приходит фраза из школьного учебника про «расцвет цехового строя» в средневековой Европе. Цеховая солидарность – это какая-то ситуация XIV-XV веков, по мировым меркам смешно. Но, вероятно, где-то там и находится сейчас гражданское общество в России. Когда мы говорим про действия каких-то ортодоксов – мол, это «пятнадцатый век», нам не приходит в голову простая мысль: если у нас действительно сейчас невыученный урок истории, то прогуляли его все одинаково, и поэтому нет ничего странного в том, что демократические инстинкты находятся примерно на том же уровне, что и степень ортодоксии. Если это так, многое становится ясно.

За коллег можно

Летом 2019 года журналистский цех вступился за Ивана Голунова; эта степень солидарности стала в каком-то смысле образцовой для России, несмотря на то что внутри «журналистского цеха» не просто разногласия – пропасть. Атлантида, разлом – между государственными пропагандистами, допустим, и теми, кто работает в независимых медиа. Но за Голунова вступились даже и пропагандисты – конечно, после предварительной консультации, но итог выглядел именно как «цеховая солидарность». Именно поэтому актеры, устраивая флешмоб в поддержку Павла Устинова (3,5 года колонии – за то, что, по версии следствия, он вывихнул росгвардейцу Александру Лягину плечо; на самом деле ни за что, просто семь росгвардейцев неумело задерживали случайного человека), в качестве примера ссылались на случай Голунова.

Наверное, мы наблюдаем всплеск солидарности профессиональной, сословной, цеховой. Вступаются чаще всего в России за коллег. Это неудивительно – даже в советское время, кроме вертикальной, положенной всем «солидарности трудящихся», а также классовой и международной, в качестве исключения была позволена солидарность горизонтальная, то есть с коллегами, с товарищами по службе. Даже в безнадежные 1930-е военные порой вступались за военных, авиаконструкторы за авиаконструкторов, поэты за поэтов – и верховный тиран иногда даже снисходил, и случалось чудо – коллегу могли отпустить. «Коллеги» – так назывался первый роман Василия Аксенова, знаковое оттепельное слово. Собственно, и сегодня солидарность «со своими» – по театру, больнице, институту – является хотя и негласной, но поощряемой в целом общественной нормой. За своих вступаться «можно», и это считается «достойным».