Пожар на нефтяной платформе Deepwater Horizon в Мексиканском заливе, 2010
Фото: archive.defense.gov
Когда-то эпохи называли себя красивыми словами: Возрождение, Просвещение, модерн. После 1968 года что-то изменилось и в оборот вошла частица «пост-». Люди стали говорить о постмодерне, постиндустриализации и даже о постправде: новые времена определяли себя в сравнении с теми, когда современность или правда были в наличии. Прошло еще полвека, и мы всё чаще употребляем слова с частицей «де-»: деиндустриализация, демодернизация, декарбонизация… Новейшее такое слово – дерост (degrowth), прекращение роста экономики.
Когда-то целью государства считалась слава государя, потом – увеличение золотого запаса. Для отца экономики Адама Смита залогом благополучия был рост торговли – и наоборот: если торговля перестала расти, считал Смит, это непременно приведет к «меланхолии». Потом это стали называть депрессией. Правители теперь считали экономический рост целью государственной деятельности и условием всеобщего благополучия. Экономисты научились считать проценты годового роста.
Основоположником таких подсчетов считают Семена Кузнеца – уроженца Пинска и профессора Гарварда, лауреата Нобелевской премии. Когда он впервые считал ВВП союзников и противников в годы Второй мировой войны, он не верил, что его метод пригодится и в мирное время. Кузнеца интересовали отношения между экономическим ростом и социальным равенством: их историческая связь, считал он, похожа на перевернутый колокол. Первая стадия индустриализации привлекает к промышленному труду огромные массы людей, но они становятся беднее, чем были. Крестьяне переселяются в города, лишаются земли, и это ведет к росту неравенства.
