Михаил Жванецкий
ru.wikipedia.org
«Куры передохли, высылайте новый телескоп», – это всегда про нас. «В историю трудно войти, но легко вляпаться». «Я бесконечно уважаю чудовищный выбор моего народа». «Чтобы начать с нуля, до него еще надо долго ползти вверх».
Он был, конечно, никакой не сатирик. И много больше, чем писатель – собрание сочинений тут не аргумент. Михал Михалыч был смыслоуловитель – обладая совершенным слухом («перестать прислушиваться, а просто слушать»), идеальным чувством юмора и абсолютно владея интонацией, улавливал суть и точно переводил смысл в слова, которые оставались с нами. Зеркало эпохи. Цадик, печальный мудрец. «Я прошел с тобой войну, еще более страшные мирные годы». Эпоху можно назвать его именем – потому что при нашей жизни Жванецкий был всегда.
Я родилась – он уже был. Детство, школа, институт прошли под Жванецкого, под «Авас» и «Начальника транспортного цеха», под рассказы про Одесский институт инженеров морского флота, который Жванецкий, сын врачей, родившийся в 1934-м, в 1956-м окончил – а куда бы его еще взяли? «Шел, шел, шел, потом: нет, он еврей, – и где-то в 10 классе я перестал идти на медаль», – вспоминал он в большом интервью, которое дал в 2006 году украинскому телеведущему Дмитрию Гордону. «Я вырос в смертельной борьбе за существование». Как почти все в этой стране.
В студенческом театре «Парнас-2» (название он же и придумал) познакомился с Виктором Ильченко и Романом Карцевым, в Одесском порту работал механиком по кранам. Стал писать для Аркадия Райкина, которому публика приписывала его шутки. Сочинял миниатюры для Карцева и Ильченко, пока они были живы, как будто составляя с ними одно целое – и теперь они вместе. «Много хороших людей на свете, но на том свете их больше». Самый обожаемый одессит, Жванецкий был нашим единственным настоящим мастером стендапа – во времена, когда и слова такого здесь никто не знал.
«И дежурные в повязках. Пусть стоят и пропускают. Уже само их присутствие, сам взгляд. Идешь на них – лицо горит. После них – спина горит. А они же ничего не спрашивают. Пока. А уже эффект есть. Дисциплинирует и в любой момент можно перекрыть». Это 1982 год, старт пятилетки пышных похорон.
Правители тогда торопились сменить друг друга, а Жванецкий свидетельствовал и при последних всхлипах застоя, и в перестройку, и после нее, когда вдруг стал кокетничать, что при свободе слова он лишний. Это было не так, конечно, да и свобода сходила на нет, а Жванецкий оставался на посту, и совет «в консерватории что-то подправить» всегда был ко времени.
«Моя мечта – разровнять место, где была Россия, и построить что-то новое. Вот просто разровнять», – сказано в 2015 году. И там же, тогда же: «Если власть не может возглавить, то не надо ей дать предотвратить».
Только в октябре нынешнего года Жванецкий окончательно закрыл программу «Дежурный по стране», где все это вышло в эфир. Он дежурил раз в месяц в течение почти 20 лет. Первые передачи, перед одной из которых мне повезло делать с ним короткое интервью, записывались в кафе Bosco di Сhilliegi в ГУМе. А выходили они, удивительное дело, на главном государственном телеканале – правда, в полночь, не дай Бог кто услышит. Жванецкий закрыл передачу и попрощался – устал. 86 лет – имел право. Кто-то спрашивал его недавно, как он себя чувствует. Ответил: «Как очень старый человек».
Мы Жванецкого старым не узнали и не запомним. Роясь в его монологах, скетчах, фразах, ставших афоризмами, так и будем слышать его голос, воспроизводя в памяти восхищенную интонацию, с которой он читал эпитафию своему учителю литературы Борису Ефимовичу Друккеру: «Спасибо судьбе за знакомство с ним, за личность, за истрепанные нервы его. За великий и чистый, острый русский язык. Его язык, ставший нашим и во веки веков.
Аминь».-
