Фото ИТАР-ТАСС/ Роман Кручинин

Казанская история с полицейскими пытками, пожалуй, впервые вывела эту тему в фокус общественного внимания. Хотя явление старое и повсеместное. Это как Андрей Сычев в 2006 году вывел в топ тему армейской дедовщины. Что, дедовщины до Сычева не было? Народ наш, как бездомный, лежащий в луже, вдруг просыпается с похмелья и осознает окружающее.

Первое дело о пытках в российской милиции Европейский суд рассмотрел в 2006 году – громкое «дело Михеева».
С 2001 года комитет против пыток в Нижнем Новгороде, а с 2002-го – созданный мной Казанский правозащитный центр работают по делам о пытках в милиции. Сотни дел, десятки приговоров, миллионы рублей компенсации. Типичные препятствия, повсеместная бессмысленность прокуратуры, следственного комитета и судов, отказы, отказы, отказы... Жалобы в Страсбург. Такая же история у правозащитных групп в Чувашии, Марий Эл, Удмуртии, Оренбурге, Чите. Не говоря уж про Чечню, где полиция вообще находится вне зоны досягаемости следствия и судов. Словом, везде, где есть кто-то, кто прицельно работает по делам о пытках. Таких мало, потому что адвокаты этим не занимаются. Когда клиенты жалуются, максимум – составят ходатайство следователю, порой, заявление в СК. Травмы заживают, запуганные пострадавшие мирятся с участью, отказные материалы по их заявлениям списываются в архив. Механизм проворачивается в противоположную сторону, только если полиция перестаралась, и человек скончался. Реже – если получил тяжкие увечья. По негласному правилу системы: если есть труп – кто-то должен сесть. И снова – даже это не работает на Северном Кавказе. Трупом в полиции там никого не удивишь. 

Причина всему этому ровно одна – каждое правоохранительное ведомство работает на раскрываемость, а суды – на обвинительные приговоры. Первым нужно быстро находить виновных по миллиону дел и отправлять дела в суды, а им, в свою очередь – штамповать свои 99% обвинительных приговоров. Быстрее всего доказать вину – собственным признанием подозреваемого. Как его получить? – выбить, унизить, сломать, расколоть. Наказание полицейского – это угроза всему сложившемуся механизму. Поэтому бывает оно редким и мягким.
Как любят писать юристы, «учитывая вышеизложенное и руководствуясь» здравым смыслом, любые предлагаемые решения, призванные снизить распространенность пыток, не будут иметь смысла. Ровно до тех пор, пока описанные принципы правоохранительной системы власть не поставит под сомнение. Когда она это захочет сделать? Только, если сохранение всего этого в неизменном виде начнет угрожать самой власти. Либо силовики начнут перемалывать крупных политиков и бизнесменов, либо народ начнет бунтовать на местах в стилистике «приморских партизан».
Если бы сегодня вдруг возникла политическая воля что-то сделать с практикой пыток в полиции, то нужно было бы принять ряд экстренных мер, а затем дополнить их стратегическими изменениями.
Срочные меры – несколько приказов главы Следственного комитета России, МВД и Минздрава:

  1. Создать в структуре СКР подразделение, занимающееся только должностными преступлениями силовиков (пытки, взятки, вымогательства, подлоги). Концентрация на этих делах позволит избежать конфликта интересов, неизбежно возникающем при служебных отношениях с оперативниками при расследовании общеуголовных дел. 
  2. Расследовать такие дела на уровне не ниже региональных управлений СКР, то есть не передавать на низовой уровень. 
  3. Обеспечить автоматическое сообщение из медучреждений информации об обращении пациента с травмами, поступившего из отдела полиции или жалующегося именно на полицию, дежурному следователю СКР. 
  4. Закрепить перечень неотложных следственных действий, который следователь СКР должен проводить по каждому заявлению о насилии в полиции. 
Кроме оперативных мер нужны и долгосрочные системные изменения. Реформу МВД все же проводить надо, поскольку то, что мы видели до сих пор, ею никак не является. Нужно приводить численность полицейских на душу населения к среднемировому показателю – три сотрудника полиции на 1000 жителей (сегодня в России это соотношение 10:1000).
Пора ввести ежегодные виктимологические опросы россиян: жертвами скольких и каких преступлений они становились. В США подобные опросы показывают 30 млн совершаемых ежегодно преступлений при 10 млн регистрируемых. В России регистрирует сама полиция 2,5–3 млн преступлений при отсутствии всяких опросов. 

Пора забыть про процент раскрываемости навсегда, осознав, что он никак не влияет на ощущение безопасности жителей конкретного города. А ведь именно ощущение безопасности и ее обеспечение – та услуга, которую запрашивают жители и которую полиция всех стран мира призвана оказывать.
Нужны эксперименты с полицией. Взять прославившийся Татарстан за площадку и отработать на нем различные принятые в разных странах мира формы полицейской работы. С выборами главы муниципальной полиции, вовлечением общественности, заменой 80% личного состава на выпускников юрфака университета, community policing, прозрачными стенами полицейских участков. Изучить отличный опыт Грузии, Чехии, Польши, Прибалтики. Пригласить европейцев вести курсы в полицейских школах и академиях. Много чего можно сделать при желании.
Обязательно нужно ломать хребет егоровскому басманному правосудию, в корне меняя роль, статус, назначение судей. Безликая масса коррумпированных клерков в мантиях, сидящих на конвейере, отправляющем людей в колонии, должна уйти в прошлое. Без кардинальной реформы суда, принципиально не принимающего от следователя наскоро состряпанные дела, закапанные кровью избитых операми обвиняемых, дальше – никак.