Фото: ektelonn / flickr.com

Знаменитая (и, скорее всего, легендарная) фраза «Веселие Руси есть пити...» давно уже стала проклятием, которое увело русский народ от магистрального пути прогресса. Оно одновременно и причина, и следствие всех бед страны, где царствует мрачный климат, вера рухнувшей империи и власть, погрузившая народ в сивушный дурман для облегчения его закабаления.

Но вот рядом, на Западе, лежит страна богатая и технологически развитая, занимающая верхние строчки всевозможных экономических рейтингов, почти без коррупции, с развитой демократией и безусловно защищаемыми правами человека. И она тоже считает, что именно пьянство ведет ее к катастрофе. Дискуссия, которая началась на днях в медиапространстве Финляндии на тему финского национального пьянства, как раз пытается найти ответ – почему финны пьют все больше и больше? Чего же им-то не хватает в жизни?

Страна готовых коктейлей 

Ответ на вопрос, в чем корни финского пьянства, может помочь объяснить и корни пьянства российского. А то «русское пьянство» стало этаким национальным признаком: не только иностранцы, но и сами россияне убеждены, что эта проблема – их печальный эксклюзив.

Однако если начать ab ovo, то легко заметить, что в судьбах большой России и маленькой Финляндии много общего начиная с климата. Соседи так же нахлебались за последнюю тысячу лет много горя – в частности, было время, когда вымирало до половины населения страны. Но такого, как сейчас, пьянства не было ни в России, ни в Финляндии за всю их историю. В стране Суоми, например, еще сто лет назад процветала трезвость, и отдельные случаи пьянства рассматривались очень критически. Лютеранская церковь имела большой вес, и знаменитая протестантская мораль была главным камертоном общественной жизни.

С тех пор много воды утекло в полноводной Вуокси. Прошла эмансипация, гражданская война, кризис, годы сухого закона, Зимняя война и война-продолжение, она же Вторая мировая. В 50-е годы Финляндия наконец начала восстанавливаться и стала потихоньку ослаблять жесткие правила потребления алкоголя. 

Так, например, перед летней Олимпиадой 1952 года, когда возник диссонанс между желанием иностранных гостей выпить и финским законодательством, ограничивающим эту страсть, финнам пришлось пойти на уступки – разрешить торговлю уже приготовленными бутилированными коктейлями. Было разработано две смеси – джин с грейпфрутовым лимонадом и коньяк с фруктово-ягодным лимонадом Pommac. Первая смесь дожила до наших дней под названием Lonkero, что можно перевести как «щупальце» – человек, пьющий этот газированный напиток, не замечает, как пьянеет.
Олимпиада стала катализатором перемен. Потихоньку в страну начали проникать новые традиции и привычки. Пожилые финны вспоминают, как в конце 50-х стали возвращаться те соотечественники, которые в свое время уехали в США на заработки. Они привезли не только доллары, но и другую культуру, которая включала в себя употребление виски и коктейлей. В 1971 году наконец-то отменили винные книжки, куда отмечали факт покупки алкоголя. Сейчас в Финляндии вы можете купить пиво и лонкеро с сидром в гастрономе до 21:00, а более крепкие напитки – в специализированных магазинах Alko до 20:00 в будние дни и до 18:00 в субботу. Выбор широчайший. Ну а если невтерпеж, то за 30 евро вы доберетесь до Таллина, где можно загрузиться, как вьючный мул, даже 80-градусной эстонской водкой. В общем, уж теперь если финну хочется напиться, то сделать это не слишком сложно. Что и происходит.

Зачем пить? 

Те из петербуржцев, кто постарше, помнят пресловутых финских туристов, которые приезжали в Северную столицу не столько любоваться красотами Эрмитажа, сколько оттянуться дешевой советской водкой. С тех пор произошли большие изменения, но особенность финнов быстро пьянеть и так же быстро трезветь никуда не делась.

Независимо от того, какая у вас генетическая устойчивость к алкоголю, факт остается фактом – его можно употреблять «для вкуса» только в относительно небольших количествах и с изрядным количеством пищи. Если выпить чуть больше своей нормы – на вас накатит опьянение, при котором вы перестанете различать вкусовые нюансы напитков и кушаний и просто будете хаотически заглатывать все, что попало. Поэтому если ставится задача именно напиться, то зачем нужна закуска?

Достаточно зайти в обычный бар в Хельсинки в конце дня, чтобы увидеть, как посетители заказывают рюмку водки и бокал пива – для разогрева. Для разогрева же покупается бутылка водки, чтобы пойти в клуб, где можно попить пивка. А в компании можно сделать «боули» – смешать водку, джин и много газировки – эта смесь обойдется дешевле, чем готовое лонкеро, и укладывает гораздо эффективнее.

Это самая большая беда для сторонников идеи грамотного пития. Люди не останавливаются, они целенаправленно делают все, чтобы как можно скорее и эффективнее нагрузиться. Такое встречается повсеместно. Но вот, как отмечают финские исследователи, вся беда в том, что в Финляндии такое поведение – социально одобряемо и не встречает осуждения. Во многих других странах пьяный человек стыдится своего положения и старается его скрыть. А вот в Финляндии считается, что опьянение – личное дело пьяного.
Но еще более важным считается то, что люди наутро любят вспоминать о своих пьяных похождениях. Огромный резонанс в Финляндии вызвала колонка финского журналиста арабского происхождения Вали Хаши, собравшая около 28 тысяч лайков, в которой он прямо говорит, что финны готовы больше разговаривать о своем вчерашнем пьянстве, чем о семье, политике или культуре. Они гордятся тем, как пьют, сколько пьют, а не пить – это значит быть вне социума. Если вы не пьете с друзьями – вы просто изгой-одиночка.

Цены выпивки 

Выпивка в Финляндии недешевая. Самое дешевое пиво в баре, какое в последнее время мне приходилось видеть, стоило около 4 евро за пол-литра. Рюмка (40 грамм) водки стоит чуть дороже. За 10 евро можно в Alko купить пол-литра водки, правда, крепостью 32%, но тоже неплохо – это 12 рюмок.
Но Хаши пишет не о цене алкоголя для потребителя, а о цене его для общества. 80% всех убийств в стране и 70% случаев применения насилия (любого) – совершается под действием алкоголя. В эти цифры веришь, когда в пятницу и субботу вечером в приемные покои финских больниц потоком доставляются раненые, ушибленные, обваренные и прочие поврежденные жители. У других отказывают почки, сердце, печень. Около четырех тысяч преждевременных смертей на 100 тысяч жителей в год – цена ударного пьянства.
Финляндия как нация теряет от пьянства примерно 13 млрд евро в год. При населении 5,5 млн человек – это около 200 евро на каждого жителя в месяц, включая младенцев и стариков. По официальным данным, сейчас финны употребляют 9,6 литра чистого алкоголя на душу населения в год. Почти что одна поллитровка в неделю. Кажется, что это даже меньше среднего европейского уровня – 10,7 литра, и куда меньше, чем, например, в Латвии с ее 13,2 литра. Но эта статистика не учитывает привезенное из Эстонии спиртное, и то, что готовится на дому для личного пользования (сам делал пиво, сидр и вино – оборудование и ингредиенты можно купить в универмаге), – тогда цифры для Финляндии были бы гораздо выше. А главное, что пугает, – это стабильный рост его потребления.

Хаши приводит данные специалистов, которые считают, что уровень употребления алкоголя в южных городах Финляндии уже стал соизмерим с его употреблением в Санкт-Петербурге. Мощно пьют в Эстонии, Латвии и Литве. Приплывающие на паромах из Стокгольма шведы тоже не остаются «сухими». А это уже серьезный знак – к пьянству приводит что-то более фундаментальное, чем разница в социальном положении.

Улыбайтесь, господа

Что же объединяет всех нас – русских, латышей, финнов, датчан, англичан, ирландцев – в нашей страсти к беспробудному пьянству? Ну, например, можно сказать, что русский пьет от безысходности – тогда финн, получается, – от уверенности в завтрашнем дне? Или от упорного труда на благо общества? Так ведь нет, работают аккуратно, но не перетруждаются. Как раз в северных странах с социальным обеспечением и защитой все более-менее хорошо. Получается, что можно в нищете и разрухе, от беспросветной тоски забыться бутылкой водки, а можно также пить в уюте и комфорте?

Можно обратиться к генетике. Приспособление к различным климатическим условиям в течение тысяч и даже десятков тысяч лет привело к появлению генетических изменений, связанных с типом питания. В частности, у представителей разных регионов планеты разная реакция на употребление алкоголя. Финно-угры, как известно, быстро пьянеют, но зато быстро приходят в себя. А вот жители Дальнего Востока переживают похмелье долго и мучительно. Зато южноевропейцы в этом отношении кажутся значительно устойчивее.
Если взглянуть на карты распространения гаплогрупп – так называются своеобразные индикаторы генетических мутаций, – то видно, что гаплогруппа N широко представлена как раз у финнов, эстонцев, латышей, литовцев и у северных русских. Сформировалась она сравнительно недавно – около 10 тысяч лет назад, когда наши общие предки шли за отступающим ледником.
Скандинавская гаплогруппа I1 сформировалась около 20 тысяч лет назад и кроме Скандинавии и Финляндии представлена в северной России и Прибалтике, равно как и в северной Польше и Германии. Славянская гаплогруппа R1а сформировалась еще раньше, примерно 25 тысяч лет назад, и распространена она полосой от Восточной Германии и Польши до Волги, но также присутствует и у финнов, и у скандинавов.

Все эти группы, которые определяют генетические особенности жителей северной части Европы, объединяет одно – наши предки очень поздно приобщились к земледелию, а такое дело, как виноградарство, им было вообще незнакомо. Алкоголь, который мы, северяне, знаем, так сказать, «генетически», – вряд ли мог быть крепче пяти градусов. «Мед, пиво пили» – и ничего крепче. Появление «фряжского», то есть средиземноморского вина было редкостью.

А вот наши средиземноморские соседи (например носители гаплогруппы G2) освоили виноградарство очень давно, возможно, около 4 тысяч лет назад. Виноградное вино крепостью 12% – это совсем другое вещество, нежели легкое пиво или мед. И за века люди, склонные к беспробудному пьянству, там просто вымерли, не оставив потомства. Поэтому и появление крепких напитков они перенесли легче – употребление крепкого дижестива после еды не влияет особенно сильно на самочувствие человека.

Однако гены генами, но «обычай – деспот меж людей». Большое значение имеет именно пример знаковых личностей, уважаемых в обществе и боготворимых своими фанатами. А также исходное состояние человека перед употреблением алкоголя. Пожив в Испании, Латвии, Финляндии, Литве и, разумеется, в СССР, я убежден – большое значение имеет то, как мы в массе относимся к жизни в трезвом состоянии.

Здесь, на европейском Севере, мы привыкли быть серьезными. Мы видим в каждом или противника (ну, или конкурента), что характерно для России и постсоветских стран, или же контролера-начальника (как в Финляндии). Мы все время думаем о том, как выглядим со стороны, для нас это принципиально важно. Несоответствие образа и реальности ведет к стрессу, который исчезает после нескольких выпитых порций, но вот беда – наша генетика никак не помогает нам останавливаться на этих умеренных порциях. А друг, который закомплексован так же, как и мы, не может предложить нам ничего взамен очередной рюмки.

Мне кажется, что если мы начнем исходить из того, что жизнь – это не бесконечная производственная гонка к смерти под контролем строгого начальства, и научимся быть более открытыми, свободными и раскрепощенными, как те же итальянцы или греки с испанцами, и перестанем слишком серьезно относиться к своему статусу, – то и пить будем меньше. Только для веселья и для вкуса, и не больше того.