Русский лубок XVIII в. Надпись: «Пожалуйста, отдай мне, как не стыдно тебе. Тебе в том потехи, а мне хоть на смехи». «Изволишь за мной брести, да готов воду нести. Только станови кувшин в печь, да готовь где нам лечь. Недаром ты у меня подпивала, небось, сама в руки ты попала».

Русский лубок XVIII в. Надпись: «Пожалуйста, отдай мне, как не стыдно тебе. Тебе в том потехи, а мне хоть на смехи». «Изволишь за мной брести, да готов воду нести. Только станови кувшин в печь, да готовь где нам лечь. Недаром ты у меня подпивала, небось, сама в руки ты попала».

Мы смотрим на бледную, кое-как сохранившуюся в архивах картинку из одного судебного дела конца XVII века. Рисунок шедевром не назовешь, но понять, что происходит с героями, все-таки можно: кудрявый красавчик-мужчина в щегольской шляпе и женщина в высоком головном уборе выпивают. Чокаются. У мужчины в руке — объемистый бокал, у женщины — небольшая чашечка. В одной, в другой — бутылка, очевидно, с горячительным напитком. Еще — если совсем уж пристально всматриваться — что-то у женщины с глазами не так.

Но за этим рисунком — мрачноватая история жизни одного провинциального негодяя, человека похотливого, злого и готового ради удовлетворения своих страстей на все. А еще рисунок может кое-что рассказать нам о том, как вообще русские люди XVII века представляли себе разврат.

О, да, кстати, это жуткий разврат. Некоторые исследователи называли даже нашу картинку первым русским порнографическим рисунком.

Мерзавец из Боровска

В 1688 году с ротмистром (то есть офицером кавалерийского полка «нового строя», организованного на европейский манер) Семеном Васильевым сыном Айгустовым, проживавшим в городе Боровске, случилась очень серьезная неприятность. Его супруга Федосья подала на ротмистра челобитную в суд. Федосья жаловалась, что Семен Айгустов регулярно избивает ее, а также бьет и насилует падчериц, ее дочерей от первого брака, девочек 12 и 16 лет.

Вопреки расхожим представлениям, базирующимся на цитатах из «Домостроя», власть тогда не то, чтобы безусловно поощряла бытовое насилие. Да, конечно, мудрая книга не просто советует, а прямо-таки ставит в обязанность хозяину дома время от времени «наказывать» и жену, и детей, и слуг — поддержания порядка ради. Но чрезмерное насилие — как раз прерогатива власти, на которую подданный не может покушаться. Одно дело — «поучить», совсем другое — покалечить. Забитая жена и даже несчастные крепостные могли обратиться в суд и выиграть дело. Случаи известны.

И совсем уж не поощряло государство разврат. Тут дело — во влиянии церкви, блуд — грех, его необходимо искоренять. И если хозяин силой принуждал к сожительству своих крепостных женщин — они тоже могли судиться. Это потом, при Петре и позже, когда влияние церкви, полностью подчинившейся государству, пошло на спад, в моду у представителей высшего сословия вошли крепостные гаремы.