Если бы результат этих боев был другим, или они

вообще не состоялись, тогда, возможно, и последующие события

в России развивались бы совсем по-другому.

Улдис Германис

«В январе, в предупреждение весенней кампании, было подписано наступление на Северном фронте. Бой начался под Ригой, студеной ночью. Вместе с открытием артиллерийского огня поднялась снежная буря. Солдаты двигались в глубоком снегу, среди воя метели и пламени ураганом рвущихся снарядов. Десятки аэропланов, вылетевших в бой на подмогу наступавшим частям, ветром прибивало к земле, и они во мгле снежной бури косили из пулеметов врагов и своих. В последний раз Россия пыталась разорвать сдавившее ее железное кольцо, в последний раз русские мужики, одетые в белые саваны, гонимые полярной вьюгой, дрались за империю, охватившую шестую часть света, за самодержавие, некогда построившее землю и грозное миру и ныне ставшее лишь слишком долго затянувшимся пережитком, исторической нелепостью, смертельной болезнью всей страны!»

Так Митавскую операцию (сейчас Митава — это латышская Елгава) в романе «Хождение по мукам» описал Алексей Толстой. Несмотря на очевидную несообразность деталей (ну какие десятки аэропланов, да еще летающих в полярной вьюге?) в главном он прав: эта битва действительно стала последней в истории царской России. А что конец империи близок, в Петрограде в те дни ощущалось почти физически.

Начали, как водится, за здравие.