Издательство GARAGE выпускает книгу интервью Дины Верни «История моей жизни, рассказанная Алену Жоберу». Дина Верни (1919–2009) — любимая натурщица французского скульптора и живописца Аристида Майоля, галеристка и коллекционер. Родилась в Кишиневе; в 1926 году эмигрировала во Францию, где много общалась с парижской русской интеллигенцией и многими представителями богемы. Во время Второй мировой войны была участницей Сопротивления, помогала беженцам из Франции переправляться в Испанию. Ее арестовывали, допрашивали, избивали и заключали в тюрьму. После смерти скульптора Верни стала хранительницей его произведений, а в 1947-м открыла галерею в Париже.
Из чрезвычайно богатой на события биографии Дины мы выбрали главу, посвященную ее приключениям в Советском Союзе: в 1959 году она впервые посетила СССР, где познакомилась с художниками-нонконформистами — Ильей Кабаковым, Эриком Булатовым и Владимиром Янкилевским. Ей удалось нелегально вывезти их работы и прославить художников на весь мир. Также она известна записью скандального альбома «Песни ГУЛАГа», некоторые из которых были написаны Юзом Алешковским. После распространения диска ей был запрещен въезд в Союз.
По прежнему Россия!
(Ален Жобер, далее — АЖ) Среди самых важных ваших поездок — Россия. Но, может быть, прежде чем поговорить о самой стране, мы могли бы упомянуть знаменитых современных русских художников? Кандинский умер незадолго до того, как вы открыли галерею, — вы с ним не пересеклись. Но все же познакомились с его женой…
(Дина Верни, далее — ДВ) Нина Кандинская казалась поверхностной — светская дама, кокетливая, остроумная, — но она была очень правильным человеком. Несмотря на внешние проявления, она была замечательной: порядочной и проницательной. Я ее очень любила. Она посвятила себя живописи мужа. Основала Премию Кандинского, чтобы поощрять абстракционистов. Мы с ней так и познакомились: когда Поляков получил Премию Кандинского еще с одним художником.
Нина много сделала для прославления мужа. Они жили в Нёйи, и она осталась жить там, в роскошной буржуазной квартире, и после смерти Кандинского. Оттуда был виден Булонский лес. Она рассказывала, что однажды к ним пришел Мондриан. А ему не нравился зеленый цвет, и лес ему не нравился — Мондриан сидел к нему спиной. И Кандинский спросил его: «А почему вы сидите спиной к моему виду?» — «Ваш вид — не мой», — последовал ответ.
Мы сошлись с Ниной очень тесно, я часто думаю о ней. Она была крестной моего второго сына, Бертрана. Нина окружила меня заботой: «Надень пальто, холодно! Ты не пойдешь так на улицу». Она заботилась обо мне, как старшая сестра, как родная. Подружившись, мы уже больше не расставались. Нина была жестоко убита в Швейцарии при обстоятельствах, которые так окончательно и не были установлены.
Я очень ценю Кандинского. Не понимать и не ценить его — это значит не ценить современное искусство. Он был великим творцом, и его произведения великолепны. Раньше я любила Клее. Я открыла его для себя совсем юной. Купила три его акварели, которые во время войны оставляла у одного человека, а потом забрала обратно. Так вот, я продала свои работы Клее, чтобы купить Кандинского. Я была и остаюсь очень привязана к его творчеству.
