22 декабря, в день памяти основателя премии «Просветитель» Дмитрия Зимина, в формате телемоста состоится церемония награждения лауреатов. Один из финалистов номинации «ПолитПросвет» — политолог Владимир Гельман. Он кандидат политических наук, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге и Университета Хельсинки. Его книга «Авторитарная Россия. Бегство от свободы, или Почему у нас не приживается демократия» номинирована на премию. В интервью Republic Владимир Гельман напоминает, чем демократия лучше авторитаризма (ведь время снова проверяет этот тезис на прочность), и рассуждает о том, как долго еще ждать, когда в России текущий режим сменится демократическим.

«Необходимо добиться, чтобы ограничения политической конкуренции были сняты»

— В предисловии своей книги вы пишете: «Я стремлюсь анализировать российскую политику не в свете того, «как должно/не должно быть», не исходя из представлений о должном, а в свете того, «как на самом деле» развиваются политические процессы». Это научный, академический подход. Но хотелось бы понять, на ваш взгляд, может ли ваш труд носить прикладной характер для политиков настоящего и будущего? Тот, кто поймет, «как на самом деле», сможет преодолеть те объективные закономерности, которые привели России к авторитаризму?

— Знания, представленные в научных книгах, полезны в том смысле, что с их помощью можно не повторять тех неверных шагов, которые были сделаны ранее. Это некий эквивалент медицинской диагностики. Если пациенту поставили диагноз «диабет», то нужно делать инъекции инсулина и соблюдать диету. Соответственно, какой-то пациент извлечет уроки, а кто-то этого не сделает и лишь усугубит свое состояние. Так же обстоят дела и с политической диагностикой. Мы знаем, какие неверные шаги приводят к тем или иным заболеваниям. Кто-то из читателей политологических книг примет это во внимание, а кто-то — нет.

— Несмотря на ваш диагноз российской политической системе, который может некоторых читателей вогнать в пессимизм, вы все же пишете: «Если Россия ранее никогда не была настоящей демократией, то это не значит, что она не может ею стать. Я полагаю, что мир в целом и мир политики в частности таков, каким делают его те люди, которые принимают (или не принимают) участие в политике». Если мы сегодня посмотрим на пропагандистов, депутатов, чиновников, юристов и прочих людей, которые сделали свой вклад в создание авторитаризма, то мы вспомним их как активных демократов в 90-х. Есть какое-то условие для того, чтобы люди не могли совершать такие печальные метаморфозы? Может быть, происходит неизбежное общественное развитие, когда быть сторонником авторитаризма просто неприлично, как, например, сегодня быть расистом или шовинистом.

— Как я уже сказал, все политики стремятся к максимизации власти. Тем не менее одним политикам это удается, а другим — нет. Не потому, что они хорошие или плохие люди, а потому, что одни сталкиваются с ограничениями власти, а другие нет. Речь прежде всего идет о сроках пребывания у власти, которые могут зависеть от результатов выборов. Если политики проигрывают выборы, то лишаются власти. В моей книге цитируется высказывание Адама Пшеворского: «Демократия — это политическая система, при которой партии теряют власть в результате поражения на выборах».

Помимо выборов, важны и другие ограничения: механизмы, связанные с разделением властей, независимой судебной системой, в ряде стран действует федеративное устройство. Все это ограничение власти политиков. Некоторые страны вырабатывают и поддерживают эти механизмы, тем самым препятствуя максимизации власти политиков, а некоторые — нет.

Владимир Гельман (архивное фото)

Фейсбук Владимира Гельмана

А кроме того, в таких странах созданы стимулы для политиков: есть конкуренция, вы можете проиграть выборы, а значит, вам необходимо себя вести соответствующим образом. Если вы у власти, то вам нужно проводить успешную и эффективную политику, если вы не у власти, то вам необходимо убедить избирателей, что, придя к власти, вы будете более эффективными, чем те, кто у власти находится сейчас. Так это работает, если объяснять простым языком. Политический режим связан не с личными качествами политиков, а с тем, что им может быть выгодна демократия или авторитаризм. Люди, о которых вы говорите, — пропагандисты, депутаты, чиновники — бенефициарии авторитарного режима.

Поэтому проблема в том, что в некоторых странах удалось создать механизмы ограничения власти, в других — нет. Ровно то же самое можно сказать об упомянутом вами «приличии». Оно связано не столько с какими-то культурными предпочтениями, сколько с тем, что человек, публично выступающий в современных США с расистских позиций, будет заклеймен позором, он может лишиться своей должности и статуса. То есть существуют стимулы, которые способствуют или препятствуют тому или иному поведению в разных ситуациях. В России быть расистом не является неприличным: человек, выступающий с расистских позиций, скорее всего, не понесет за этого никакого наказания. Но если этот же самый человек переедет жить в США, он много раз подумает, прежде чем публично что-то брякнуть с расистских позиций. Иначе говоря, работают политические институты: в одних условиях они способствуют демократии, в других — нет, но при этом одни и те же люди могут вести себя по-разному.