«Зачастую реструктуризация – лишь способ оттянуть конец»

Невозвраты по кредитам – главная проблема российских банкиров. Стремительный рост просроченной задолженности грозит банкам проеданием капиталов и потерей собственного бизнеса. Вот и бросают они все силы на вытрясание денег из недобросовестных заемщиков. О своем нелегком, но востребованном труде рассказывает начальник управления по работе с проблемными активами «Росбанка» Павел Сеченов. Больное место | Высокие технологии | Крайние меры | Долгие проводы | С глаз долой | Совместные хлопотыБОЛЬНОЕ МЕСТО – Проблема задолженности юридических лиц сейчас превратилась для банков в одну из самых болезненных. Насколько она актуальна для «Росбанка»? – Очень актуальна, и, как вы правильно заметили, не только для нас. ЦБ прогнозирует по итогам 2009 года 10%-ный уровень просрочки, а банки в большинстве своем уже «выполнили» этот показатель. Поэтому сбор, работа с просрочкой – это сейчас чуть ли не главное направление деятельности. Новых кредитов выдается мало, а вопросов, связанных с реструктуризацией уже предоставленных займов, с передачей дел в суд, более чем достаточно. – А у «Росбанка» какую долю выбирает просрочка в кредитном портфеле? – Мы пока укладываемся в официальный прогноз ЦБ, и с очень высокой вероятностью наши итоговые цифры за 2009 год будут соответствовать тем, которые прогнозирует регулятор. – Можно ли уже определить, какие кредитные «продукты» и какие отрасли стали слабым звеном из-за кризиса? – Я бы распределил их так по степени генерирования проблем: девелопмент, автодилеры, транспорт. Розничная торговля – в меньшей степени, потому что мы кредитовали всегда крупные торговые сети, которые как раз держатся сейчас «на плаву». Достаточно сложная ситуация с промышленными предприятиями, особенно с металлургическими компаниями. В отраслях, которые вы назвали слабым звеном, доля просрочки может достигать 70% от общего объема предоставленных кредитов. – Впечатляющая цифра. – Да, но проблема не только в самом этом показателе. Беда еще и в том, что эти отрасли «тянут» за собой смежников, что ухудшает общую картину с возвратом и обслуживанием кредитов, выданных юридическим лицам. ВЫСОКИЕ ТЕХНОЛОГИИ– Просроченные долги не сразу превращаются в плохие. Когда они попадают на обработку в Ваше управление?
– Обычно они передаются по схеме «90+», то есть, если просрочка составила свыше 90 дней, то кредит уже должен быть у меня в работе. Но бывают и исключения: займы могут быть переданы раньше, если клиент абсолютно неконтактен, если утрачено обеспечение, если инициирована процедура банкротства компании-заемщика. Либо если по этому кредитному договору уже было больше двух реструктуризаций. – И такое бывает?
– Бывает и больше. Но, если число реструктуризаций превышает два, то это уже, однозначно, признак проблемности кредита. А значит он – кандидат на то, чтобы попасть в наше управление. Плюс у меня на столе могут оказаться и не просроченные еще кредиты. – Они-то почему?
– По простой причине: срок платежа еще не наступил, но мы понимаем, что у клиента нет денег, чтобы расплатиться с нами. – Заемщик предупреждает банк об этом?
– Не обязательно. Это может быть связано со значительным обесценением залога, с информацией, полученной от контрагентов заемщика, с отказом должника выходить на связь с банком. В любом случае, лучше всего начинать работу с таким долгом заблаговременно, не дожидаясь наступления дня платежа, когда просрочка уже станет фактом. – Как, с технической точки зрения, строится коллекторская деятельность банка? Коллекторы, занимающиеся сбором задолженности физических лиц, обычно подразделяют свою работу на несколько этапов.
– У нас тоже есть этапность работы, но она не регламентируется так жестко, как в случае с коллекторскими агентствами. У них обычно речь идет о «потоке», конвейере – и график действий составляется в зависимости от прохождения «рубежных дат» – 90 дней, 120 дней и т.д. У нас же такой же план мероприятий составляется по каждому отдельному кредиту, и в нем расписываются все шаги, которые мы будем совершать по взиманию долга. Этот план утверждается, и дальше работает то подразделение, на которое возлагается ответственность за возврат кредита.– То есть, Ваше подразделение?
– Не обязательно. Мы работаем с кредитами, выданными, в основном, головным офисом. Если же кредит выдан филиалом банка, то мы запрашиваем у сотрудников филиала план работы, вносим в него коррективы, утверждаем его, и затем отслеживаем, как выполняется план, о котором я говорил выше. Понятно, что этот план не является некой «застывшей» формой, он постоянно корректируется, в том числе и в зависимости от поведения заемщика. Вполне возможно, что на следующий день должник придет и скажет, что заинтересован в мировом соглашении. Тогда, по очевидным причинам, отпадет необходимость подачи искового заявления, инициирования процедуры банкротства и т.д.– Сколько сотрудников работает в вашем управлении?
– 13 человек. – Немного.
– Да. Но этого, как показывает практика, вполне достаточно, чтобы обеспечить эффективную работу нашего управления. Повторюсь – не надо думать, что мы взимаем все проблемные долги всего «Росбанка». Напрямую мы работаем лишь с крупными суммами задолженности и кредитами, выданными головным офисом. Правда, они как раз и являются самыми крупными и, соответственно, самыми сложными в плане реструктуризации.– Насколько крупными они являются?
– Ну, «голова», вообще, не рассматривает некрупные проекты. – Вы говорили о том, что заемщик может пойти на мировое соглашение. Последнее, по-видимому, подразумевает реструктуризацию долга. Если такое предложение поступает, что делает Ваше управление? Дает свои рекомендации по реструктуризации?
– Мы, прежде всего, оцениваем, нужна ли реструктуризация, в принципе. Понятно, что заемщик, не имеющий возможности продолжать обслуживание долга, заинтересован в ней. Но заинтересован ли в ней банк – это другой вопрос. Бывают случаи, когда совершенно очевидно, что реструктуризация – лишь способ оттянуть конец, что она не восстановит платежеспособность компании, и что через какое-то время долг снова станет невозвратным. В таких случаях лучше идти в суд. КРАЙНИЕ МЕРЫ– И часто «Росбанку» приходится ходить в суды?
– Часто.– Какая доля плохих долгов доходит до суда?
– Более половины. Конечно, прежде всего, в суды идут дела так называемых «неконтактных заемщиков».– Их так много?
– На самом деле, не так уж много. В среднем – 1% от общего числа заемщиков. Но, конечно, среди них встречаются и мошенники, и полукриминальные бизнесмены…– … и компании Олега Дерипаски. Кстати, среди клиентов «Росбанка» они есть?
– Есть одна, но, по иронии судьбы, как раз с этой компанией мы договорились о реструктуризации без каких-либо проблем. – Значит, на уровне отдельных «дерипасковских» компаний вполне можно договариваться?
– Наш опыт показывает, что можно. Другое дело, что вести переговоры и достигать соглашения – разные вещи. Бывает, что к нам чуть ли не каждый день приходят руководители компании, рассказывают, как им тяжело приходится в условиях кризиса, как у них ни на что не хватает денег. Мы предоставляем им определенный лимит доверия – срок, в течение которого они могут сформулировать свои предложения по реструктуризации долга. Или начать выплаты, или представить контракты, которые в ближайшее время будут реализованы в пользу заемщика. Либо предоставить перечень активов, которые можно продать или передать банку в рамках погашения кредита. – Каков этот срок? И от чего он зависит?
– Обычно речь идет о двух неделях, не больше. Если в течение этого времени заемщик не предпринимает никаких вышеназванных действий, то мы начинаем предпринимать по отношению к нему более серьезные меры. – Например, подаете судебный иск.
– Да. Кстати, могу привести некоторые цифры: за пять с половиной месяцев этого года мы полностью исчерпали годовой бюджет, сформированный под судебные издержки. Это, конечно, не значит, что в суд мы больше не пойдем – это значит, что сам бюджет будет пересмотрен в сторону увеличения. Но согласитесь, что факт весьма примечательный. – Но ведь если банк выигрывает дело, то судебные издержки должен оплачивать ответчик, то есть ваш должник?
– С юридической точки зрения, это так. Но с фактической точки зрения, это ничего не значит. Мы выигрываем дело в 99,9% случаев, но практически никогда сразу не получаем деньги. Это иллюзия – считать, что суд ставит последнюю точку в споре между заемщиком и банком. После суда как раз начинается самая сложная работа – давление на должника, запрет выезда, арест имущества и т.д. – А с прецедентами, когда заемщики подают встречные иски против банков, часто сталкиваетесь?
– В рамках затягивания судебных процессов? Да, постоянно. Подаются встречные иски о признании недействительным договора поручительства, кредитного договора и т.д. Мы к этому относимся спокойно, потому что знаем: рано или поздно эти процедуры закончатся, и мы получим нужное нам судебное решение. – Ну, так пока они закончатся, залоги куда-нибудь денутся, активы будут выведены…
– Чтобы этого не случилось, надо все арестовывать в обеспечение. – Вот банки как раз и жалуются, что суды неохотно дают разрешение на подобные аресты.
– Это так. По Москве практика, к сожалению, складывается не в пользу взыскателя. По регионам – 50 на 50. Тут сказываются «дела давно минувших дней»: вероятно, в свое время суды прекратили удовлетворять обеспечительные меры в рамках противодействия рейдерским захватам предприятий. Теперь же это, к сожалению, работает против банков. – Но ведь какой-то выход, наверное, есть?
– Есть. Можно пойти не в арбитражный суд, а в суд общей юрисдикции. Но такая возможность существует только в случае предъявления сводного искового заявления нескольким ответчикам, среди которых есть физические лица – собственники предприятия, бенефициары, директор и т.д. – То есть речь идет о поручителе. Но разве практика поручительства при предоставлении кредитов юрлицам до кризиса была распространенной?
– Достаточно распространенной. Особенно если учесть, что до кризиса владельцы бизнеса, бенефициары и т.д. охотно давали поручительства. А сейчас, может, и не хотят их давать, но банки требует их в обязательном порядке. Потому что беззалоговые кредиты кончились, кредиты без поручительства тоже – не те времена, чтобы верить кому-то на слово. – Ну, так и до кризиса, наверное, на слово юридическим лицам не особо верили.
– До кризиса бывало по-всякому. Банки выдавали и бланковые кредиты – без обеспечения. – И у «Росбанка» тоже такие были?
– Да. Например, крупный авиаперевозчик. Тогда казалось – ну, что может случиться, – самолеты есть, рейсы выполняют... ДОЛГИЕ ПРОВОДЫ– Вернемся к вопросу о реструктуризации долга. Наверное, единой схемы для всех должников здесь нет, разрабатываются разные варианты? – Конечно. Мы вообще стараемся не доводить дела до суда, договариваться любыми способами, поэтому предлагаем заемщику разные схемы. Например, реструктуризацию в чистом виде, то есть пролонгацию кредита. Как правило, это подразумевает выработку графика погашений, мы не заинтересованы в том, чтобы взять проблему и отодвинуть ее надолго. Мы хотим, чтобы нам «капали» деньги в соответствии с согласованным графиком. – Но оформление нового кредитного соглашения пролонгация не подразумевает?
– Нет, все делается в рамках старого, благо ЦБ разрешает это. В каких-то случаях мы прибегаем к выдаче нового кредита, но, как правило, это делается, когда «старое» юридическое лицо прекращает существование и бизнес переводится на «новое» юридическое лицо. Тогда, конечно, имеет смысл оформить новый кредит. Конечно, это «тянет» за собой формирование резерва, но ситуацию облегчает то, что ЦБ смягчил требование к формированию резервов по реструктурированным ссудам. Третий вариант – реструктуризация может быть и внутри срока. На практике это означает, что мы можем «поиграть» с графиком, отодвинуть какие-то платежи. До кризиса графики составляли, исходя из убеждения, что заемщик всегда найдет средства для осуществления аннуитетных платежей. Сейчас приходится смотреть на характер его бизнеса: если он носит сезонный характер, то приходится рисовать «экзотический» график, при котором наиболее существенные платежи приходятся на определенные месяцы, когда у заемщика возрастает cash flow. Что еще можно сделать? Можно дать отсрочку при условии, что заемщик погасит кредит, реализовав залог, или продав часть бизнеса. Естественно, что и реализация, и продажа будет осуществляться в этом случае под контролем банка. Кроме того, возможен следующий вариант. Мы говорим заемщику: дай нам в твердое обеспечение 100% своей доли в бизнесе либо какую-то недвижимость, либо принадлежащие тебе акции. После этого мы реструктурируем тебе долг на максимально выгодных условиях, а ты получаешь возможность после полного погашения долга выкупить назад свое имущество. В данном случае банк страхует свои риски, а заемщику это интересно, поскольку у него появляется возможность погасить кредит на вполне приемлемых условиях.
– Но последний вариант, очевидно, реализуется, когда речь идет о крупных суммах?
– Конечно. Для мелких кредитов такая схема реструктуризации просто неэффективна: банк рискует не окупить свои временные издержки при ее реализации. – Какой из перечисленных вами путей реструктуризации является наиболее востребованным?
– Сложно сказать. Зависит от очень многих факторов: размера бизнеса заемщика, характера бизнеса, характера обеспечения и т.д. К тому же, бывают и совсем неординарные случаи, не вписывающие ни в одну из схем. Например, когда мы не только реструктурируем долг, но и даем заемщику деньги сверх того, чтобы он мог возобновить операционную деятельность. С ГЛАЗ ДОЛОЙ– «Росбанк» всегда специализировался на работе с корпоративными клиентами. Соответственно, и объемы кредитования компаний у банка большие, и проблемы, связанные с невозвратом долгов, под стать. К услугам внешних коллекторов вы прибегаете?
– Нет. На мой взгляд, в случае, когда речь идет о возврате долга компании, в привлечении внешних коллекторов нет смысла. Во-первых, потому, что такого коллектора надо будет пустить на «кухню» банка. В отличие от займов, предоставленных физлицам, займы, выданные юрлицам, являются нетиповыми. Не все детали их выдачи следует раскрывать внешнему, временно привлеченному агенту. – «Управляющей компании «Росбанка» плохие долги не собираетесь передавать?
– Нет. Но сейчас создается дочерняя структура – «Долговой центр «Росбанка», которая будет заниматься исключительно сбором долгов и управлением ими. – Зачем создавать отдельную структуру? Есть же Ваше управление, которое работает с проблемными кредитами.
– Это вопрос и технический, и финансовый. Из-за особенностей нашего законодательства на баланс банка, к сожалению, нельзя принять активы, которые он изымает в качестве обеспечения под кредит или в рамках погашения кредита. Вернее, можно, но это будет для банка крайне невыгодным делом, потому что он не получит НДС к возмещению. Плюс управление имуществом – это не банковская деятельность. – Идея создания такой организации, как «плохой банк», Вам импонирует?
– Нет. На мой взгляд, если такая организация будет создана, то она будет такой же неповоротливой, как госкорпорация. Нормальный банк туда «сунуться» не сможет, а вопросы коррупции, бюрократизма и т.д. будут очень актуальными. Поэтому лучше, на мой взгляд, создать специальный режим деятельности для банковских долговых центров. Это позволит банкам эффективно управлять «плохими» долгами, сосредоточившись при этом непосредственно на нормальной банковской деятельности.– И каким должен быть этот особый режим?
– Должны быть особые нормы налогообложения деятельности таких долговых центров, особый режим резервирования ими средств. – Зачем этой компании резервировать средства? Она же не банк – кредиты выдавать не будет.
– Конечно, не будет. Но она должна будет получить откуда-то средства для финансирования своей деятельности. Откуда? «Материнский» банк не может просто «отстегнуть» компании деньги. Значит, она должна будет получить их где-то взаймы, а кредитор, в свою очередь, должен будет сформировать резервы.– То есть, все-таки специальный статус этим компаниям нужен?
– Да, хотя бы на первое время их работы. Потом, возможно, они будут сливаться, и обслуживать интересы сразу нескольких банков. СОВМЕСТНЫЕ ХЛОПОТЫ– Какой смысл в такой консолидации? Зачем, к примеру, сливаться долговым центрам «Росбанка», Сбербанка, ВТБ и т.д.?
– Нет, долговые центры таких крупных банков почти наверняка будут существовать независимо друг от друга. А вот аналогичные компании, созданные менее крупными банками, скорее всего, будут объединяться. В одиночку мелким и средним банкам такое предприятие «не потянуть». Лучше либо объединить несколько своих центров, либо присоединить свой центр к «крупняку». – Но пока такие центры только создаются, а банки все чаще сталкиваются с ситуацией, когда на одном заемщике «висят» долги перед несколькими банками сразу. Как вы решаете эту проблему? Действуете ли по принципу «кто первый подал иск, тот и выиграл»?
– Действуем, если понимаем, что в противном случае рискуем остаться вообще без всего. И дело тут не только в том, что банки в данном случае соревнуются – дело в том, что у нас в стране действует совершенно драконовский закон о банкротстве юридического лица. Фактически он защищает интересы должника в ущерб интересам кредиторов. Если должник инициирует банкротство, то он выбирает «своего» арбитражного управляющего, и тогда и мы, и другие банки-кредиторы фактически лишаемся возможности хоть как-то влиять на процесс банкротства, хотя де-юре закон позволяет кредиторам управлять процедурой. Поэтому иногда нам самим приходится выступать в роли инициаторов. С тем, чтобы хотя бы иметь возможность отслеживать, как осуществляется эта процедура. – Но бывают же случаи, когда банкротство должника вам невыгодно. Пытаетесь ли вы договариваться с другими банками-кредиторами, удерживать их от инициирования процедуры банкротства?
– Конечно, пытаемся. Многие банки даже организуют клубы кредиторов. Например, автодилеров. Банки, конечно, не всегда все вместе «пересекаются» на одном и том же должнике, но спорные ситуации, когда заемщик задолжал, например, нам и еще нескольким крупным банкам, возникают довольно часто. Соответственно, приходится обсуждать стратегию совместного поведения, защиты активов, достигать соглашения по вопросу, где кого «не ронять».– Бывает такое, что вам приходится выкупать долги другого банка с тем, чтобы тот не инициировал процедуру банкротства?
– Практически нет. Сейчас вообще никто плохие долги не покупает. Весь «крупняк» между собой пытается договориться без этого. Иногда речь идет даже не о каких-то формализованных договоренностях, а о наблюдении друг за другом. Например, в каком-то банке рассматривается вопрос о реструктуризации долга того или иного заемщика, есть информация, что этот вопрос будет решен положительно. Значит, и мы по тому же заемщику примем положительное решение о реструктуризации. Точно так же дело обстоит с обеспечением: мы смотрим, какую долю кредита заемщик обеспечил, скажем, нашему конкуренту, и требуем от него (заемщика) сопоставимого обеспечения по нашему кредиту.– Но это – отношения между «крупняком», а в роли кредиторов часто выступают мелкие банки, для которых невозврат одного кредита может стать вопросом жизни и смерти.
– Да, бывает и так. Причем зачастую эти банки выдавали бланковые кредиты без обеспечения, или с совсем слабым обеспечением. Понятно, что им сейчас нелегко, и они начинают настаивать на банкротстве должника, стремясь получить хоть что-то. Нам приходится либо перекредитовывать его долг – не выкупать, а именно перекредитовывать, предоставляя заемщику средства для его погашения. Либо мы объясняем, что в случае банкротства мелкий банк все равно ничего не получит, потому что требований к должнику со стороны более крупных организаций достаточно. Так что лучше согласиться на реструктуризацию долга: так будет больше шансов на возвращение хотя бы части средств.– Ирония судьбы: предприятия спасает то, что у них много кредиторов из числа крупных банков.
– В некоторых ситуациях – да. Во время кризиса вообще работает система сдержек и противовесов. Все смотрят друг на друга, не хотят предпринимать шагов, которые могли бы привести к банкротству заемщика, а значит, к потере всяких шансов на погашение кредитов.