Изображение: Wikipedia
Хорошо помню, как два года назад в околополитическом сегменте рунета сложился странный карго-культ табакерки. Одни полушутя, другие вполне серьёзно ожидали, что где-то в коридорах Кремля повторится то, что два века назад уже случилось в Михайловском замке Санкт-Петербурга. Что один крепкий удар спасёт страну от, мягко говоря, экзальтированного правителя с непредсказуемыми решениями. Но привычка нюхать табак уже не в моде — требуемого аксессуара у нужных людей так и не нашлось, а вчерашние экзальтация и непредсказуемость быстро обернулись новой нормальностью.
Вера в табакерку ушла, но немой вопрос повис в воздухе. Почему с одними тиранами их собственное окружение расправлялось без жалости, а в случае с другими покорно терпело их сумасбродство? Можно ли нащупать эту грань, где недовольство правителем подданные не скрывают в липкой панике, а воплощают, притом самым брутальным образом?
Тем удивительнее, что конкретно Павел I, при пристальном рассмотрении его персоны, вовсе не выглядит для современного россиянина таким уж скверным политиком. Он не терпел коррупции, не практиковал смертную казнь, был веротерпим и стремился, чтобы его государство жило по закону. Тогда за что же от «русского Гамлета» избавились люди, которым монарх так доверял?
Фантомный развод, несостоявшийся наследник и вполне реальный заговор
10 марта (по старому стилю, 22 марта — по новому) 1801 года архиепископ Амвросий (Подобедов) стал митрополитом Новгородским, Санкт-Петербургским, Эстляндским и Выборгским. Мягко говоря, не самое значимое событие в российской истории — сейчас эту дату едва ли вспомнят самые искушённые знатоки церковного прошлого. Однако для современников, даже не отличавшихся православным благочестием, взятая Авмросием карьерная планка несла гигантское значение.
Всё указывало, что беспокойный император Павел I замыслил новую выходку, способную затмить все его прежние сумасбродства.
Так в чём заключалась связь между новым иерархом в Северной столице и политикой царя? По великосветским гостиным давно ходил слух, что государь Павел Петрович намерен радикально решить свои семейные проблемы. Сплетники уверяли, что монарх хотел расторгнуть свой брак с императрицей Марией Фёдоровной — любимой двором, но опостылевшей Павлу — и заново сочетаться со своей любовницей Анной Лопухиной. Больше того, Павел якобы желал лишить прав на престолонаследие своих законных детей. Преемником он планировал сделать племянника, вюртембергского принца Евгения, усыновив того и женив на одной из великих княгинь.
Изображение: Wikipedia
Скептики парировали: мол, даже для текущего царя это перебор. Конспирологи наседали: а иначе зачем бы Евгению так долго гостить в Петербурге? И разве царь уже не нарушал все неписанные нормы поведения в отношении родни? Текущего престолонаследника Александра Павловича безумец на очередном смотре гвардии назвал свинопасом: дескать, юноша, вам скотом командовать, не солдатами.
И новое назначение Амвросия (Подобедова) послужило доводом в пользу сторонников теории. Тем более что в тот же день в Михайловском замке, фактической резиденции, царь на ровном месте публично нагрубил своей несчастной жене. Самые трезвомыслящие петербуржцы склонялись, что сумасброд явно замыслил развестись, только дать ему это право могли лишь самые лояльные церковники. Вот поэтому Павел и дал митрополичью кафедру в столице очевидно послушному Амвросию, сделавшему карьеру как раз в последние несколько лет.
Для дворянина рубежа XVIII и XIX века подобный план выглядел не просто нелепой love story. Он воспринимался как несмываемый позор для всего Российского государства, вдобавок грозящий непредсказуемыми последствиями для самой питерской знати. Никто не мог предугадать, скольких аристократов из родного Вюртемберга потом привёз бы за собой новый цесаревич Евгений и на какие посты их бы затем расставил.
Изображение: Wikipedia
Так что архитектор еле тлевшего заговора против императора, петербургский генерал-губернатор Пётр Пален, в те часы убедил колеблющихся соратников действовать без промедлений. Заговорщики намеревались добиться от Павла отречения в пользу сына Александра. О цареубийстве ещё никто не говорил, но, как известно, на деле у них всё вышло иначе.
А реальных подтверждений гипотетическому плану Павла развестись с женой и отказаться от родных детей не найдено до сих пор. По-видимому, сверхмнительный монарх одержал над своими убийцами ненужную моральную победу. В последние дни жизни он заставил их от всей души поверить в химеру, которую отчасти сам же своими поступками и породил.