Футурология для Путина: как выглядит будущее с точки зрения российского правящего класса

Одновременно с ростом консерватизма в России идет бум креативных проектов. И он не исчерпывается культурными инициативами. Инновации, «небесная цивилизация дронов» и жизнь на Луне — это то, на что российское государство готово давать деньги. Поговорили об этом с журналистом и автором серии текстов о науке в России Кириллом Ризаевым.

— Кажется, сейчас в России есть более актуальные темы, чем наука и технологии. Почему ты решил обратиться именно к этой теме?

— Первым поводом стало назначение Андрея Белоусова, экономиста и технократа, на должность министра обороны. О Белоусове я почти ничего до этого не знал, но журналисты Фарида Рустамова и Максим Товкайло выпустили несколько заметок о нем, которые меня очень заинтересовали. Его повестка борьбы с коррупцией меня не сильно впечатлила, а вот его связь с инновациями показалась любопытной. Вообще идея «модернизации» обычно ассоциируется с Дмитрием Медведевым, но Белоусов в 2011 году создавал Агентство стратегических инициатив (АСИ) не для него, а уже для Владимира Путина. Хотя атмосфера была иной: была надежда на прогресс, на свою Кремниевую долину и спокойное будущее. А оказалось, что эта повестка предвыборной кампании Путина.

Тут мы и подходим ко второму поводу. Я уже около двух лет изучаю вопросы культурной политики. Мы с коллегами, как и само государство, называем ее системой креативных индустрий. Я давно начал замечать в соцсетях, что у людей из моего родного города есть особый язык, которым они описывают и себя, и свои работы. Он показался мне очень чиновничьим, очень функционерским, но одновременно неожиданным. В нем соединялись бюрократичность и инновационность. Например, очень много англицизмов. Эти люди называют себя не художниками, а креаторами. И выяснилось, что государство достаточно активно, я бы не сказал поддерживает, но интересуется и как бы обрабатывает молодых людей, которые хотят, например, создавать ювелирные украшения или современный театр. На все это выделяются деньги. Это происходит и на федеральном уровне Президентского фонда культурных инициатив (ПФКИ), и на региональных уровнях.

С этого, собственно говоря, я вышел на новое понимание роли Росмолодежи. О ней я знал больше, чем о Белоусове, еще со времен Кристины Потупчик и движения «Наши». Я понял, что степень присутствия инициатив Росмолодежи в субъектах Российской Федерации очень высокая. Может быть, в Москве это меньше заметно, потому что, как правило, там ландшафт более разнообразный. Но в каком-нибудь крупном российском городе большая часть молодежных культурных событий будет проходить при той или иной степени участия Росмолодежи. И вот когда я начал погружаться в биографию Белоусова, я пришел к мысли, что культурная политика — скорее производная от научно-инновационной.

И третий момент — это сеть организаций, которые курируют инновации. Ее масштаб меня удивил.

Есть бесчисленное количество форумов: «Армия», «Технопром», «Иннопром», Russian Creative Week. На первый взгляд кажется, что они не связаны друг с другом, но это не так. У меня было почти физическое ощущение, что масштаб взаимосвязей меня просто задавит.

Например, Конгресс молодых ученых, который прошел в «Сириусе» недавно. Его организатор — Росконгресс, государственный подрядчик всех подобных встреч. Есть Корсовет по делам молодежи в области науки. Есть АНО «Национальные приоритеты», официальный оператор Десятилетия науки и технологий. Его миссия, прописанная на сайте, повышать индекс счастья в России. По сути, это пиар-организация, которая занимается информационным сопровождением всех национальных проектов. Но когда я только начал изучать Десятилетие науки и технологий, создавалось впечатление, что это реально исследовательский проект.

— Да, про субъектов этой системы мы еще поговорим. Хочу сразу у тебя уточнить, а насколько это вообще сопоставимо с военными расходами, о которых все говорят? Или, к примеру, с «Движением первых», на которое в ближайшие годы планируют потратить 60 миллиардов рублей.