Через пять дней после начала Евромайдана в Киеве лаборатория политического анализа социальных медиа при Университете Нью-Йорка (SMaPP) начала копировать и сохранять все посты в Facebook и Twitter, которые так или иначе относились к происходящему на Украине. К концу февраля в архиве лаборатории были собраны миллионы сообщений. Следующие шесть месяцев эти данные будут анализироваться, а по итогам появится доклад, из которого СМИ выхватят лишь мысль о важнейшей функции «социальных сетей в мобилизации граждан в ходе протестных акций». Во всяком случае, так происходило с предыдущими похожими исследованиями.

Мы захотели подробнее разобраться в том, как работают во время революций социальные медиа, поэтому связались с Меган Мецгер –одним из сотрудников лаборатории SMaPP. Продолжают ли люди писать в Twitter, когда по ним начинают стрелять? Сможем ли мы предсказывать будущее революций с помощью Facebook? Ищите ответы на эти вопросы ниже.

Меган Мецгер

Нам очень жаль, что на Украине погибли люди. Но я вынуждена заметить, что это был первый случай, когда нашей лаборатории удалось собрать данные, из которых видно, как меняется активность в социальных медиа, когда ситуация становится смертельно опасной. Если вы думаете, что когда активисты берут в руки оружие, они забывают про соцсети, то вы заблуждаетесь. Активность в Twitter пропорциональна уровню агрессии: чем страшнее, тем больше твитов.
Мы хотим ответить на следующий вопрос: можно ли с помощью мониторинга активности в Twitter или Facebook предсказать начало насильственного периода? Вообразите, что можно заметить определенные закономерности, с помощью которых в будущем по динамике постов станет возможным предсказывать происходящее? Может быть, люди начинают писать активней за час или два до начала кровавых столкновений?
Возьмем 18 февраля – один из самых жестоких дней на Майдане, когда произошло резкое обострение ситуации, вылившееся в гибель нескольких десятков человек и сотни раненых. В тот день мы увидели огромный скачок пользователей соцсетей в момент, когда началось наступление полиции. Есть ощущение, что эти события совпадают по минутам. В ближайшие шесть месяцев мы будем детально анализировать собранную информацию и попробуем найти модель, которая способна увязать фазы политического протеста с фазами активности в социальных сетях.
Наша база данных также позволяет изучать искусственную активность. Теоретически динамика в социальных сетях должна совпадать с динамикой реальной ситуации. Грубо говоря, чем все хуже, тем больше новостей, тем выше активность. Но что если всплеск активности происходит без привязки к происходящему в мире? Можно предположить, что кто-то пытается подогреть ситуацию искусственно, изменить тон дискуссии.
Во время антиправительственных протестов в Турции мы постоянно получали сообщения от активистов, которые утверждали, что правительство нанимает специальных людей для распространения государственной пропаганды в Facebook и Twitter. Но когда мы смотрим на данные, никаких доказательств влияния искусственной активности на общую картину мы найти не можем. Не исключено, что подобные попытки просто тонут в море сообщений. Будет любопытно посмотреть, как обстоят дела на Украине.
Другая наша задача – понять, в каких случаях протестующие на Украине пользовались Facebook, а в каких Twitter. Существует стереотип, что Twitter является наиболее удобной платформой для управления логистикой длинных протестов. Это происходило в Турции, где активисты распространяли сообщения вроде «На этой точке нужна донорская кровь, RT pls». Или, допустим, говорили, какие проходы перекрыла полиция или где применяется слезоточивый газ. Украина этот стереотип немного сломала: большинство подобных вопросов решалось в Facebook, хотя нам казалось, что он значительно хуже предназначен для этих целей. Именно тут находилась вся информация для участников протеста, профессиональных медиков или волонтеров.
При этом Facebook работал на внутреннюю аудиторию – для людей, которые были уже вовлечены в протест. Twitter, наоборот, преимущественно использовался для выхода на внешнюю аудиторию – для ее информирования и мобилизации поддержки. Самое уникальное для Украины явление – огромное количество твитов, которое было написано украинцами на английском языке. Мы обнаружили это, когда отдельно проанализировали сообщения с геометкой. Ничего подобного мы не видели раньше. Видимо, таким образом протестующие пытались привлечь к себе международное внимание. Поскольку к концу февраля баланс языков среди твитов про Украину окончательно сместился в пользу английского (на него приходилось 53% постов), можно заключить, что цель информирования была успешно достигнута. Впрочем, тут, разумеется, постарались не только социальные медиа.