24 октября в «Международном Мемориале» прошла открытая лекция американо-польского историка Яна Томаша Гросса, чья книга о трагических событиях в Едвабне в 1941 году потрясла не только рядовых поляков, но даже историков Холокоста. Польское общество много и эмоционально обсуждало эту тему, в адрес профессора Гросса звучали обвинения в клевете на собственный народ и ненависти к нему. Невероятно тяжело изучать и обнародовать страшные и болезненные для народа страницы истории, но кто-то должен делать это. И Ян Томаш Гросс взял эту миссию на себя. Мы приводим сокращенный вариант его выступления.
Драматическая история в польском местечке Едвабне до сих пор вызывает массу дискуссий. История Второй мировой в Польше, как и в России, тема, постоянно присутствующая в общественно-политическом дискурсе. Поляки продолжают к ней возвращаться. Существует каноническая версия, и на ней во многом базируется представление о легитимности современного государства, и это ведь не только в Польше: во Франции – свой канон, сформировавшийся в основном благодаря де Голлю, в Германии – свой, ставшийся результатом денацификации.
Основа польского взгляда – Польша как жертва агрессора, причем в нескольких отношениях. Во-первых, исторический контекст начала войны связан с тем, что происходило в XIX веке, когда Польша оказалась разделена между соседними государствами. В 1939 году страну оккупировали и Гитлер, и Сталин. Существовал период советской оккупации, и его символ, хорошо всем известный, Катынь. И на протяжении всего коммунистического правления после Второй мировой войны в Польше история ее начала не обсуждалась, находилась под запретом, была сплошным белым пятном. Только после 1989 года эти вопросы стало можно поднимать публично. Были и другие белые пятна, например Варшавское восстание 1944 года, когда советская армия стояла на Висле, но Сталин не разрешил войскам прийти на помощь восставшим, чтобы фашисты могли уничтожить польских патриотов.
Я и мой друг Адам Михник относились к поколению молодых польских диссидентов, и белые пятна недавней истории притягивали наше внимание. Но одна тема не всплывала даже в наших свободных дискуссиях. Это тема Холокоста. Нас не интересовало, что случилось с польскими евреями, история вроде бы простая и известная. Мы не предполагали, что там есть еще что-то, чего мы не знаем, да и это не казалось нам важным. Иногда всплывал погром в городе Кельце в 1946-м, но по вполне конкретным причинам, так как ходили слухи, что он был спровоцирован или даже организован секретной службой польских коммунистов. И тема интересовала нас исключительно в этом аспекте, да и, надо добавить, население, поляков никто в этом погроме не обвинял.
Еще одна вещь: в польской и западноевропейской историографии преследование евреев выделялось в особый файл. Если вы пишете книгу о французах под оккупацией, англичанах под бомбежками, вы можете вообще ни разу не упомянуть евреев, потому что Холокост – отдельная тема, и по ней выходят отдельные работы. Должен признаться, я тоже написал подобную книгу. В очень хорошем университете. Моя диссертация называлась «Польское общество в годы немецкой оккупации», и я не стыжусь того, что там написано, мне стыдно за то, чего там не написано. Буквально полторы страницы я посвятил польским евреям, хотя три миллиона человек были убиты. Но тогда я это ошибкой не считал, и никто из коллег-оппонентов, академиков мне на нее не указал, потому что действовал стандарт: еврейская тема – отдельная.
Есть четкие рамки. Да, евреи сильно пострадали от фашистов, но была очень небольшая группа уголовных элементов среди поляков, которые евреев фашистам выдавали или шантажировали их этой возможностью, извлекая разного рода материальную выгоду. Но это такая вроде бы маргинальная категория. С другой стороны – тоже маргинальная группа героев, они евреям помогали выжить, шли на нарушение приказов оккупационной администрации, прятали, и это правда было героизмом: они рисковали жизнью, причем не только собственной, но и жизнью родных. Но это два экстремума. Основная же масса поляков к этому отношения вообще не имела.
Такая точка зрения господствовала и в официальной историографии, и, как ни странно, в диссидентских кругах. Нужно помнить, что существовала мощная политическая польская эмиграция в послевоенные годы, и в эмигрантских кругах был тот же взгляд.
Я уехал из Польши в 1969-м, после событий 1968 года. Я принимал в них участие, отсюда моя дружба с Адамом Михником. Он провел много лет в тюрьме, а меня выпустили через пять месяцев, и я решил, что надо уезжать. Но уехать можно было так: если вы объявляете, что вы еврей, вам выдается разрешение. И я вот так выехал. И начал интересоваться еврейским вопросом.
Сначала я писал о польском обществе в период оккупации с позиций социологии, и мне потребовалось время, чтобы начать думать о том, какие все же были точки пересечения у евреев и поляков, ведь они жили бок о бок и не могли не взаимодействовать. И моя работа «Польское общество в годы немецкой оккупации», первое издание – 1981 год, ее в Польше прочли тогда очень немногие, именно об этом. Правда, в ту пору я еще далеко не все понимал. Я заинтересовался тем, что происходило во время советской оккупации Западной Украины и Западной Белоруссии, а в итоге начал смотреть внимательнее и на историю Польши. Я встречался с людьми, записывал их рассказы. Мне помог Станислав Кот, посол Польши в СССР в 1941–1942 годах. Он хотел собрать максимальное количество документальных свидетельств, найти, возможно, офицеров польской армии, которые считались погибшими, потом некоторые из них действительно были обнаружены живыми. Кот и его помощники распространяли среди поляков – больше, конечно, эмигрантов, так как в советской Польше это было затруднительно – своего рода анкеты и собирали данные. Благодаря этим свидетельским показаниям история отношений поляков и евреев начала как-то отчетливее прорисовываться в моей голове. Затем у меня вышла книга «Ужасное десятилетие» (“Upiorna dekada”). В ней более подробно изложена история евреев как во время советской оккупации, с 1939 по 1941 год, так и в годы нацистской. Книга прошла почти незамеченной, ее обсуждали очень узким кругом. Но к тому времени, когда мое внимание привлекла история событий в Едвабне, у меня уже была репутация историка, который пишет об оккупации восточной части Польши, о депортированных в Сибирь, в специальные поселения, поляках. Когда я издал книгу о Едвабне, это стало шоком для моих читателей. Но и для меня стало шоком, когда я об этих событиях узнал.
В двух словах. История происходит в июле 1941 года, сразу же после нападения Германии на СССР. Местечко Едвабне входило в Белостокское воеводство, в 1939 году туда пришел СССР, но в 1941-м фашисты очень быстро эти земли оккупировали. Там жили 500–600 евреев, не так много, но убиты они были не нацистами, которые к тому времени уже покинули Едвабне, отправились воевать дальше, на восток, оставив в местечке оккупационную администрацию. Убийство было совершено поляками, а администрация просто согласилась с этими событиями, если можно так сказать, не стала препятствовать. Огромная масса поляков, проживавших в Едвабне, практически уничтожила всех живших там евреев, и здесь о маргиналах или уголовниках, увы, говорить не приходится. Детали всплыли потому, что в 1949 году состоялся судебный процесс. Статья, по которой проходило дело, была принята в 1944 году и была направлена против сотрудничающих с оккупационными властями, с нацистами. Но примерно 7–8% дел по ней были связаны с убийством евреев. Свидетельствовало много людей, и это не были евреи, так как евреи Едвабне были убиты. Что меня привлекло в этих показаниях – что убийство такого масштаба могло произойти практически за один день. Началось с того, что евреев согнали на центральную площадь, кого-то убили прямо там. Толпу окружили, людей оскорбляли, унижали, а поскольку огнестрельного оружия у местного населения не было, оно было запрещено оккупантами, всех евреев согнали в овин, облили его бензином и подожгли. Все погибли.
Почему я не мог этого воспринять, хотя уже немало знал о том, как взаимодействовали евреи и поляки в тот период? Я не был в этом одинок. Книга шокировала даже историков Холокоста, это массовое убийство не укладывалось в сложившуюся картину мира.
В Польше существует Институт национальной памяти, это аналог «Мемориала», и все документы о преследовании поляков нацистами там хранятся. Кроме того, там собраны материалы сталинских спецслужб, которые работали в Польше во время оккупации. Документы судов оказались собранными в одном месте, это удобно, не приходится их искать по месту проведения слушаний. И историки сегодня пишут потрясающие работы на основе этих материалов. Но в 2000 году, когда моя книга достигла Польши, приняли ее там с трудом. Описанное вступало в противоречие с концепцией, по которой поляки – однозначно жертвы. А здесь получилось, что они тоже иногда могли превращаться в палачей. Поэтому ответом на мою книгу стала общенациональная дискуссия, в течение нескольких месяцев она охватила всю страну. Журналисты отправились в Едвабне, поговорили там с жителями, которые, конечно, в большинстве своем родились уже после войны. И буквально за несколько минут журналисты получали ответ – да, конечно, все мы знаем эту историю, это наши, поляки, убивали. Не нацисты. В Едвабне стоит мемориал шести сотням погибших от руки нацистов, но местные этому не верили никогда, как правду не воспринимали, потому что произошедшее не было для них тайной.
Они вообще не могли понять – а почему это вдруг такая сенсация? Это же всегда было известно. Но события в Едвабне, увы, не единичный случай, убийства происходили в других местах.
Я тогда был в стране и дискуссию наблюдал, она была крайне активной и эмоциональной. В крупнейшей Gazeta Wyborcza, главным редактором которой с 1989 года был Адам Михник, вышло две статьи, да и вообще все газеты про это писали, и на телевидении были дебаты. Я не участвовал практически, за исключением того, что публиковал несколько раз ответы на конкретные вопросы. Все, что я хотел сказать об истории событий в Едвабне, я уже сказал в книге. Меня стали узнавать на улице, но не припоминаю, чтобы мне угрожали или упрекали меня. Я был в основном в Варшаве и Кракове, и случалось, что незнакомые люди подходили и благодарили. Хотя, конечно, моя книга вызывала и ненависть, и неприятие. Но уважаемые издания, в том числе католического толка, публиковали очень содержательные, интересные статьи.
Даже в профессиональных кругах же звучали голоса, мол, это все еще надо изучить, может быть, выводы неправильные? Александр Квасьневский, тогдашний президент, заявил сразу: независимо от того, что мы узнаем в дальнейшем (Институт национальной памяти как раз начал собственное расследование), мы знаем достаточно, чтобы убедиться в том, что одни польские граждане убили других, и это ужасное события, и я приношу извинения за это. Очень скоро один из правых политиков, Антони Мачеревич, выступил с иском против Квасьневского, который, по его мнению, не имел права извиняться от имени всех поляков, так как, например, он, Мачеревич, извиняться не желает.
Но, как сказал Квасьневский на мемориальной церемонии 2001 года в Едвабне, есть вещи, которыми мы как народ гордимся, но есть и другие, за которые нам должно быть стыдно. Необходимо не отрицать очевидное, а разбираться, изучать, не замалчивать, а обсуждать.
Видеозапись лекции
