© LIFE
То, как социальная психология позволяет лучше разобраться в природе новой протестной волны в России, мы уже обсуждали. Но не только психология может пригодиться при анализе политической ситуации. В этом материале четыре важных бихевиористских эксперимента помогают понять, почему нельзя прогнозировать популярность реформ по соцопросам, как эволюция учит сотрудничать и обманывать, как идентичность определяет ценности, почему справедливые решения приносят удовольствие (и наоборот), а также почему деньги могут помешать оппозиции.
1. Миф о том, что социологические опросы позволяют прогнозировать будущее
«Россиянам не нужна либеральная демократия. Их все устраивает. Посмотрите на соцопросы! Посмотрите, как мало людей готовы поддержать протестные митинги!» Такие рассуждения можно услышать не только от сторонников Владимира Путина, но и от тех, кто себя причисляет к оппозиционерам. Да что там, даже вольнодумец Пушкин разочарованно писал в 1823 году: «К чему стадам дары свободы, их должно резать или стричь!» Однако в действительности реформы далеко не всегда следуют за общественным мнением, очень часто они его обгоняют. И если они оказываются успешными, люди не только поддерживают их, но и отвечают в социологических опросах, что всегда считали эти реформы правильными. Это прекрасно иллюстрирует один эксперимент, который провели городские власти Стокгольма в 2006 году.
Стокгольм – не такой уж большой город, но из-за того, что в его центре много узких и старых мостов, там постоянно возникают пробки. Городские власти предложили в порядке эксперимента взимать в «узких местах» плату за проезд – 1–2 евро. Оказалось, этого достаточно, чтобы в час пик машин стало меньше на 20 процентов. После введения платы пробки практически исчезли. Через несколько месяцев тестовый период кончился, и в первый же день, когда проезд снова стал бесплатным, пробки вернулись. Самое интересное – как на все это реагировало общественное мнение.
Когда принималось решение о плате за перегрузку, 70% были настроены против. Кто же захочет платить за то, что раньше было бесплатным? Но когда тестовый период кончился и пришло время проводить референдум о плате за проезд, оказалось, что 70% жителей – за введение платы. И более половины этих 70% утверждали, что они и до того выступали за введение «платы за перегрузку». Искренне они так считают или просто стесняются признать, что раньше занимали другую позицию, – это уже не так важно. А важно то, что непопулярность реформ в социологических опросах – плохой повод от них отказываться.
2. Миф о неспособности к сотрудничеству
«Россияне не умеют и не хотят самоорганизовываться и помогать друг другу. Какие законы ни принимай, все равно будут лениться, врать и воровать». Так думают даже те жители России, которые считают, что сами не врут, не воруют и не ленятся. Между тем масса исследований доказывает, что уровень доверия, инициативы, готовности к кооперации в значительной степени определяется институтами и условиями среды. И подчиняется чуть ли не универсальным законам. Что могут опыты с роботами рассказать о склонности людей к сотрудничеству и обману? Оказывается, довольно многое.
Ученым из Федеральной политехнической школы Лозанны под руководством Маркуса Вайбеля удалось создать кибернетический аналог эволюции. Исследователи использовали роботов, которые одновременно перемещались по игровому полю, собирали металлические грузы и относили их в отведенное место, получая призовые баллы. Программы поведения самых успешных роботов передавались по наследству новому поколению машин. При этом возникали случайные «мутации», которые делали поведение роботов разнообразным. Спустя некоторое время машины научились находить нужные предметы и аккуратно переносить их на склад. Тогда Вайбель усложнил задачу и поместил на игровое поле дополнительные грузы большего веса (за них давалось больше баллов). Роботы физически не могли переносить их в одиночку, бесплодно тратили свое время и упускали возможность заработать очки. Такие программы вымирали. И все же некоторые машины нащупали правильное решение задачи: появились роботы, способные к кооперации. Они транспортировали тяжелые находки парами и получали свои баллы сообща.
Коллега Вайбеля Сара Митри развила эксперимент: роботы должны были добывать себе условную пищу. Чтобы подкрепиться, им нужно было найти специально очерченную зону на полу и остановиться рядом с ней. Роботам приходилось быть осторожными: неподалеку от пищи на игровой площадке были ловушки – окрашенные в темный цвет участки пола. Остановившийся в такой зоне робот получал не еду, а яд и терял очки. Машины отличали яд от еды с помощью сенсоров. Медленные и часто ошибающиеся роботы покидали игру, а их алгоритмы поведения очередному поколению не передавались. Кроме того, на машинах периодически включались лампы, и их световой сигнал могли засечь все сородичи робота.
В начале эксперимента роботы не придавали никакого значения световым сигналам сородичей. Но через несколько десятков поколений машины стали соображать, что к чему. Они стали двигаться на вспышки ламп. Там они обнаруживали большие скопления роботов вокруг зон с пищей. Этот новый рефлекс на свет дал шанс даже самым несовершенным роботам, которые начали пользоваться находками более развитых машин. Вскоре вокруг пастбищ развернулась настоящая борьба. Призовые зоны на полу не вмещали всех желающих, и роботы были вынуждены сражаться. Они таранили друг друга и отталкивали от пищи.
Спустя некоторое время эволюция подсказала машинам еще более изящный выход из ситуации. Роботы, рождающиеся в условиях высокой конкуренции, научились быть скрытными. Это происходило за счет эволюции алгоритма, управляющего работой ламп. Когда такие машины находили еду, они заметно снижали частоту своих сигналов, чтобы не привлекать внимание. После длительной эволюции роботы придумали новую уловку. Машины стали включать привлекающий сородичей сигнал в самом неподходящем месте – рядом с ядом. Такие роботы уже не ограничивались утаиванием информации, они шли на прямой обман.
Склонность сотрудничать или обманывать, как видно, не возникает из пустоты, это результат конкретных условий среды. В каких-то условиях эволюционно выигрышной оказывается кооперация, в каких-то – циничный обман. Измените условия, и вы измените «ментальность». Впрочем, это не значит, что ценности не имеют значения. И это хорошо видно на следующем эксперименте.
3. Миф о том, что все дело в экономике
«Россияне не выйдут на улицы, пока не рухнет цена на нефть, потому что благосостояние для них важнее, чем следование каким-то ценностям», – циничное, но очень распространенное утверждение. Корреляция между ценами на природные ресурсы и политической ситуациях в странах их экспортирующих, конечно, возможна. Но примитивное представление о том, что деньги в конечном итоге являются главной ценностью для большинства, ни на чем не основано. Любопытный эксперимент на эту тему провел экономист и психолог Дэн Ариели.
Студентам Массачусетского технологического института (MIT) раздали 20 простейших математических задач с условием заплатить по доллару за каждую правильно решенную задачу. Поскольку времени давалось заведомо слишком мало (5 минут), студенты успевали решить только часть из них – в среднем четыре. В другой группе студентам предлагалось в конце задания порвать листочки с ответами и самим сказать, сколько задач им удалось решить. Со слов оказывалось, что число решенных задач в среднем было уже около семи. Когда экспериментаторы повысили плату за каждую выполненную задачу, ничего не изменилось – почти все студенты готовы были пойти на ложь, но при этом среднее число якобы решенных задач осталось на уровне семи.
Исследователи предположили, что раз экономические стимулы не очень повлияли на ответы, то действует другой фактор – представление о допустимости обмана, которое влияет на то, как человек выглядит в собственных глазах. Некоторым группам студентов, перед тем как они назовут число правильно решенных задач, предлагали вспомнить десять заповедей, а другим – вспомнить просто десять книг, которые они прочли в университете. Те студенты, которые пытались вспомнить 10 заповедей (даже если смутно представляли, что это за заповеди, даже если были совершенно нерелигиозными), давали в среднем более честные ответы. Предпочитали не обманывать и те студенты, которые, уже порвав свои ответы, подписывали бумагу со словами «Я уведомлен о том, что тот, кто ответит неправду, предстанет перед Судом чести MIT» (хотя суда чести в MIT никогда не существовало). Все это создает для человека ощущение, будто за ним наблюдают со стороны. Но как выяснилось, дело не только в этом.
Мы активно следим за тем, как ведут себя представители нашего окружения, лидеры мнений, те, с кем мы себя идентифицируем или на кого хотели бы быть похожими, и механизм подражания им распространяется в том числе и на ложь. Еще в одном эксперименте Ариели и его коллеги предложили студентам Университета Карнеги-Меллон (CMU) решить несколько задач, причем всем заплатили заранее – выдали конверты с деньгами и попросили по истечении времени оставить себе заработанное, а остальное вернуть.
Через 30 секунд после начала эксперимента один из студентов – подсадная утка – вставал и говорил: «Я успел решить все задачки. Что дальше?» Ему отвечали: «Сдавай работу и иди домой». И если при этом на нем была надета фирменная футболка CMU, то обманывать начинали практически все в аудитории. Если же врун был одет в футболку другого университета – Питтсбургского, – то участники эксперимента обманывали гораздо меньше. В первом случае студенты, видя, что парень из их группы нагло врет и ему это сходит с рук, ощущали себя получившими групповую индульгенцию и также начинали лукавить. Во втором же случае срабатывал механизм обособления своей, честной, группы от другой, бесчестной.
Итак, экономические мотивы далеко не всегда играют ведущую роль. Поэтому и аргумент, что чем больше человек зарабатывает, тем больше он доволен положением дел, – слишком упрощенный. Что, собственно, и показали выступления «рассерженных горожан», среди которых были люди самого разного уровня достатка.
4. Миф о том, что справедливость никого не интересует
«Борцы за справедливость всегда будут меньшинством, а обычный человек прагматичен и эгоистичен». Звучит вроде убедительно, но в действительности ощущение «справедливости» – очень мощный драйвер в каждом человеке. И это более чем прагматичное стремление, оно помогает выявлять и наказывать «безбилетников». То, как ощущение справедливости влияет на принятие решений, хорошо показал эксперимент Эрнста Фэра и Симона Гэхтера.
Каждому из участников эксперимента предлагали положить в общую копилку какую-то сумму, а затем собранные деньги умножались в два раза и делились поровну между членами группы. Очевидно, что чем больше взнос, тем больше и общий доход. Допустим, десять человек кладут по 1000 рублей, а забирают по 2000. Потом кому-то приходит в голову, что можно положить поменьше, а заработать прилично: он положит сто рублей, общая сумма составит 9100, а после удвоения все получат по 1820 рублей. В следующих партиях люди понимают, что кто-то играет нечестно, и сами начинают жульничать. Постепенно взносы становятся все меньше.
Но Фэр и Гэхтер слегка изменили правила игры. Теперь участники могли наказывать тех, кто жульничает, но для этого им нужно было заплатить деньги из своего кармана. Оказалось, что игроки охотно пользовались такой возможностью. И после того как она появилась, игроки стали вести себя менее эгоистично и даже после множества партий продолжали класть деньги в копилку. Фэр сканировал мозг игроков на томографе и обнаружил, что, наказывая «жулика», человек испытывает удовольствие, у него возбуждается задняя часть особого отдела головного мозга – полосатого тела. Именно эта область активизируется в предвкушении вознаграждения. Одним словом, неприятие жуликов – это нечто вроде природного инстинкта. Торжество справедливости приносит нам удовольствие почти того же рода, что и наше личное преуспевание.
Но если дело не в деньгах, не в менталитете, не в цинизме и не в страхе перед будущим, то почему же тогда в России никак не произойдут большие перемены? Об этом – в следующем материале.
