Фото: Ольга Боровая
Эдвард Эпштейн — известный американский журналист, автор нескольких книг, в том числе о том, как шло расследование убийства Джона Кеннеди. Эпштейн был автором журнала New Yorker, специализировался на работе спецслужб, писал про борьбу между ЦРУ и КГБ, про экономику Голливуда, сейчас занимается нераскрытыми преступлениями и пишет в The New York Review of Books, иногда в Wall Street Journal. Эпштейн работает над книгой про Эдварда Сноудена и недавно приезжал в Москву. Он рассказал Василию Сонькину, как Сноуден и его демарш вообще стали возможны и почему развитие интернета способствует теориям заговора.
— Вы пишете книгу о Сноудене. Чем он вам интересен?
— В истории Эдварда Сноудена наименее интересен сам Эдвард Сноуден. Самое интересное, что произошло в американской разведке. Вообще, в разведке наименее важная часть — неподтвержденная информация. «Я ездил в Вашингтон, и там очень сильное ощущение того, что все за Россию, против России» — в этом практически нет ценности, нет смысла вписывать в отчет. Самая важная часть — документы. Самые важные документы — коды, шифры, теперь информация, которая передается электронным путем. Электронная разведка началась только в XX веке, с появлением радиокоммуникаций, когда корабли в море стали переговариваться с базами на земле. Им понадобились коды и шифры, чтобы враги не получали эту информацию. Появились технологии шифрования, аппараты, которые создавали случайные цифры. С изобретением компьютера появилась возможность быстро взламывать эти шифры. И появилась разведка коммуникаций, которая шифровала и расшифровывала и, главное, перехватывала вражеские коммуникации.
В Америке этим занималось Агентство национальной безопасности (АНБ), секретная служба. В отличие от ЦРУ АНБ было подразделением Пентагона, то есть там работали в основном военные, которые учились лингвистике. И если ЦРУ нужно было узнать про российские ракеты, они обращались к АНБ, чтобы те перехватили коммуникации. ЦРУ, ФБР, Разведывательное управление министерства обороны, Министерство внутренней безопасности, армия, флот — все они шли к советнику по национальной безопасности и просили узнать, что говорят Россия, Куба, Китай и пр. И АНБ было краеугольным камнем всей этой системы американской разведки.
Сотрудники АНБ были гораздо менее уязвимыми, чем, к примеру, цэрэушники перед агентами КГБ. Работа ЦРУ заключается в том, чтобы ходить на тусовки, на встречи в посольства и ООН и заводить там дружбу с русскими дипломатами. Таким образом и КГБ получал возможность вербовать их. Тогда как офицер связи или криптоаналитик АНБ сидел на своей базе за колючей проволокой, и у него не было повода знакомиться с иностранцем. А если вдруг он знакомился, это сразу вызывало подозрения. Поэтому в АНБ было очень сложно проникнуть. Во время холодной войны это изредка случалось — на низших уровнях. В 80-х Северная Корея захватила американский шпионский корабль, который назывался Pueblo, корабль АНБ, и переправили аппараты в Москву. В 1985 году бывшему работнику АНБ Роберту Пелтону вдруг понадобились деньги, он зашел в посольство СССР в Вашингтоне и по памяти рассказал что-то. Но больше особых утечек не было.
Холодная война закончилась, зато компьютеры и электронные средства связи стали повсеместными и гораздо более сложными. Спецслужбам стали нужны не клерки, а, по сути, сисадмины, люди, которые бы занимались ремонтом, резервным копированием, защитой данных. Таких людей в армии не было. Тогда спецслужбы стали обращаться к компаниям вроде IBM, Raytheon, Booz Allen, Dell, нанимали их для выполнения контрактных работ, а те в свою очередь нанимали людей. Это еще и чисто американский феномен — такой бесконтрольный капитализм, когда для решения любой проблемы работа отдается на аутсорс. Знаете ли вы, что в Америке тюрьмы — это частный бизнес, очень выгодный?
В итоге к 2010–2011 годам около 40% сотрудников АНБ были гражданскими, с совершенно другим культурным бэкграундом, чем армейские: хакеры, те, кто хотел работать в IT, но не смог устроиться в Google или Apple, и т.п. То же самое происходило и в ЦРУ (но там все немного мутнее), и в ФБР. В итоге в АНБ уже работало множество людей, которым не было дела до геополитики — они занимались компьютерами. К ним приходили люди и просили починить компьютер, скачать файл или еще что-то.
Сноуден — представитель нового класса людей в разведке: умный, молодой, без законченного среднего образования, хотел бы работать в Google или Facebook
Адвокат АНБ рассказывал мне: допустим, частная компания делает систему резервного копирования, которая должна работать с определенной скоростью, а она не работает. В частной компании разработчика бы уволили. Но в мире секретов провал тоже становится секретом. И частным подрядчикам спецслужб не важно, кто пойдет на эту работу, если он не просит слишком больших денег. И таким образом падает качество.
Так или иначе, в секретной разведке появились гражданские люди, у которых не было привитых этой системой ценностей и для которых это вообще была временная работа. И Сноуден — пример этого нового класса людей в разведке: умный, молодой, прошел курсы хакерства, без законченного среднего образования, ищет работу.