Участники акции протеста валютных заемщиков.
Михаил Джапаридзе / ТАСС
Над ними принято или даже положено так сочувственно или злорадно смеяться, как над лауреатами Дарвиновской премии, – взяли ипотеку в валюте, ну не дураки ли? Трудно сказать, само так вышло или кто-то постарался; может быть, всему виной действительно дурной характер нашего общественного мнения, пионерское воспитание, традиционная нелюбовь к меньшинствам и все такое прочее, но на выходе получается прямо отличный пиаровский случай, когда в общественном сознании серьезная социальная проблема превращается вдруг в повод для насмешек над какой-то группой сограждан. Насколько это дико – ну представьте, что это не ипотечники, а жертвы землетрясения. Вот дураки, сами же поселились в сейсмически опасной зоне, никто их не заставлял, ну и кого здесь винить? Только их.
Похожее, хоть и в менее выпуклом виде, было и с дальнобойщиками – тоже ведь сами виноваты, понятно, каких политических взглядов придерживаются, Болотную проигнорировали, голосовали наверняка за Путина – ну и получайте теперь. Дальнобойщиков не жалко, ипотечников не жалко, потом будут появляться какие-то новые группы, которых тоже будет не жалко, – здесь, наверное, уже уместна цитата про «когда пришли за мной».
Уже давно понятно, что Россия вступила в полосу каких-то очень серьезных и, вероятно, долгих социальных и экономических испытаний, которые неизвестно чем закончатся и кого и в каких масштабах коснутся. Сейчас, когда эти испытания, в общем, только начинаются, еще не поздно определиться – с какого момента можно будет говорить о катастрофе, когда начинать плакать, когда лезть в петлю. Случай валютных ипотечников демонстрирует, что об этом у нас вообще никто не думает, но и зря.
Сколько проигравших должно быть в обществе, чтобы общество вздрогнуло и решило, что так жить нельзя?
Массовое представление о жизни при капитализме у россиян сложилось двадцать с лишним лет назад во времена Гайдара и Чубайса – тогда власть еще пыталась как-то убеждать население в правильности своих экономических решений, поэтому что-то объясняла и доказывала, и с тех времен в нашем языке остались какие-то присказки про «вписаться в рынок» или «невидимую руку рынка», а также значащая примерно то же самое уголовная поговорка «Умри ты сегодня, а я завтра». Можно спорить, насколько адекватно было такое отношение к жизни в анархическом 1992 году, но прошло почти двадцать пять лет, и Россия уже не та. Уместна ли вера в руку рынка, если на этой руке давно застегнут государственный наручник, прикованный к газпромовской трубе или вышке «Роснефти»? Уместно ли жить по правилам laissez-faire, не предусматривающим вообще никакого государства, если государство при этом существует – богатое, вооруженное, бюрократизированное, централизованное? Если за аксиому берется необходимость умения выживать без государства, тогда зачем вообще нужны эти министры, губернаторы, судьи и полицейские?
