Константин Сонин

Константин Сонин

Фонд Егора Гайдара

За последние 25 лет российская экономика в основном находилась в двух состояниях: либо рост, либо обвальное падение. Катастрофы, которой так боялись в начале нынешнего кризиса, не случилось, но в то же время не видно и предпосылок для уверенного роста. Власти адаптируются к новой норме динамики ВВП – ноль процентов, а население, похоже, все еще надеется на возвращение в состояние «сытых нулевых». Slon Magazine поговорил с профессором Чикагского университета и НИУ ВШЭ Константином Сониным о том, в чем проблема нынешней российской экономической политики, когда в стране удастся построить нормальные институты, которым все доверяют, и можно ли перейти к росту без смены власти.

– Достигла ли российская экономика дна – хоть в каком-нибудь смысле этого слова?

– Можно сказать, что российская экономика перестала чувствовать последствия шока 2014 года. То есть того, что было связано с событиями на Украине, введенными санкциями и ценами на нефть. Единовременные шоки, которые тогда испытала экономика, ухудшили ее состояние, но перестали отрицательно влиять на рост. Скажем, санкции отрицательно влияют на потенциал роста, но не приводят к дополнительному спаду. В этом смысле российская экономика достигла дна.

Но надо понимать, что нет такого дна, которое нельзя было бы углубить, продолжая неверную политику или добавляя новые отрицательные меры. В частности, я совершенно убежден, что любая новая протекционистская мера ухудшает ситуацию в прямом смысле, то есть вычитает определенную небольшую величину из темпов роста.

– Наше правительство взяло курс на экономию бюджетных денег. При этом некоторые эксперты говорят, что такое затягивание поясов лишь усугубляет кризис. Какая точка зрения вам ближе?

– Затягивать пояса нужно, когда мы считаем, что сложившаяся ситуация является новой нормой, новым трендом. Если наше перемещение от высоких темпов в начале XXI века к околонулевым в последние пять-семь лет – это новая норма, то нет смысла поддерживать дефицит бюджета, нет смысла занимать деньги и расходовать, потому что эти бюджетные меры не влияют на тренд. Они могут влиять только на колебания вокруг тренда. Если мы исходим из того, что российская экономика расти не может, то сокращение расходов – это правильная мера. Если же мы считаем, что нужно что-то делать, чтобы она росла, то я вижу серьезные аргументы против сокращения бюджетных расходов.

Я считаю, что расходы по некоторым статьям нужно сократить. Но нужно ли сокращать общие бюджетные расходы, неочевидно. В частности, я могу себе представить много разных мер, которые должны были бы помочь росту. В дополнение к этим мерам увеличение бюджетных расходов могло бы быть вполне осмысленным.

– То есть ноль процентов – это действительно новая норма для России?

– Ноль процентов, стагнация – это в каком-то смысле тот план, из которого исходит российское правительство. Оно считает, что нынешняя ситуация – это норма и нет причин что-то серьезно менять: нет причин проводить масштабную приватизацию и разделение подпадающих под приватизацию крупных нефтяных компаний, менять отношения между силовыми органами и бизнесом, нет причин менять структуру правительства.

То, что сейчас любое обсуждение действий – это обсуждение бюджета, это как раз и есть расписка президента или председателя правительства в том, что «Стагнация – это наша норма». Все действия правительства, куда ни посмотри, исходят из этого.

– То есть Минфин действует адекватно, но в рамках возникшей за его пределами парадигмы о том, что стагнация – это нормально?

– Минфин – одно из большого числа министерств. Если взять какую-то сказочную страну, которая ведет войну, то говорить, что казначей или, если точнее, сторож при казначействе виноват в чем-то, невозможно. Минфин – это всего лишь маленькая часть экономической политики, а экономическая политика – это всего лишь небольшая часть государственной политики (слишком маленькая в российском случае).

– Тогда давайте поговорим и о другом стороже. Банк России все еще хочет снизить инфляцию до 4% к концу следующего года. Получится ли?

– Судя по тому, что делает сейчас Центральный банк, и тому, как меняется инфляция в последние месяцы, цель 4% будет достигнута, если не произойдет масштабных внешних событий. Подобным событием может быть рост или падение цен на нефть. Но надо понимать, что задача Центрального банка – это поддержание низкой инфляции. То, что Центральный банк выполняет эту задачу, еще не означает, что все остальное будет хорошо. У Центрального банка очень ограничено количество инструментов влияния на экономическую ситуацию в целом.

Экономическая политика – это всего лишь небольшая часть государственной политики

У центробанка (не только российского) вообще нет никаких инструментов влияния на тренд. То, что у нас стагнация или спад, – с этим центральный банк вообще ничего сделать не может. Это доказано опытом – как успешным, так и печальным – множества стран и множества центральных банков.

– И тем не менее Центробанк обещает, что при 4%-ной инфляции ситуация в экономике заметно улучшится: люди будут больше доверять рублю, процентные ставки пойдут вниз, бизнес будет больше инвестировать.

– Представьте себе предпринимателя. Он думает о том, чтобы начать новый бизнес, запустить новый проект, нанять новых людей, купить оборудование. У него есть несколько рисков. Грубо говоря, есть риск, что его продукт никому не будет нужен – риск, связанный со спросом. Есть второй риск, связанный с тем, что у него отнимут бизнес: придет налоговая и досчитает налогов, наедут бандиты или силовые органы. И третий риск, что инфляция будет не такой, как он ожидал, его расчеты не оправдаются и бизнес разорится.

Центральный банк говорит: «Мы убираем третий риск». Это никак не влияет на риск, связанный со спросом, и не мешает тому, что может прийти ФСБ или другая силовая структура и отнять то, что ты делаешь. А эти два риска гораздо важнее. Налоговый и административный риски – главные риски для российских предпринимателей. Даже если Центробанк будет действовать идеально, важных проблем он не решит.

– Министр экономического развития Алексей Улюкаев упрекнул ЦБ в том, что он «фетишизирует» свою цель по инфляции 4%, тогда как инфляционные ожидания остаются высокими. По его мнению, надо работать с инфляционными ожиданиями, а не ориентироваться на какую-то росстатовскую цифру.

– Колонка Улюкаева, о которой вы говорите, – это такой салат из правильных мыслей. С одной стороны, это правда, что цифра 4% не хуже и не лучше, чем 3,5% или 4,5%. Непонятно, сильно ли она лучше 2%. Более того, известно, откуда взялись эти 4%. А взялась эта цифра из таких соображений: центробанки развитых стран в больших экономиках ставят своей целью 2% инфляции, потому что два – это первое целое число, которое сильно отличается от нуля. Это действительно так.

В измерении инфляции трудно понять, каков рост цен на самом деле: единица может очень легко скатиться в ноль. Центробанк решил, что Россия – это развивающаяся страна. У нас нет таких тонких инструментов, чтобы попасть в цель 2%. Соответственно, первое целое число, которое намного больше нуля, – это четыре.

С другой стороны, то, что выбрано произвольное число, не значит, что его можно как-то менять. Весь смысл последовательной политики, работы с инфляционными ожиданиями в том, что вы выбираете четкую цель и не позволяете себе от нее отклоняться, даже если в отдельные моменты для этого появляется резон. Именно это и есть формирование ожиданий.

– Недавно Ксения Юдаева сказала, что Банку России понадобится 15–20 лет, чтобы по уровню доверия сравняться с Европейским Центральным банком. А про то, сколько лет понадобится для этого другим нашим институтам, и думать не хочется…

– Я бы сказал, что это даже оптимистично. Для российского ЦБ срок доверия при условии, что ему удастся придерживаться последовательной политики, – две-три смены власти в стране на оппозиционную. Принципиальный момент не в том, чтобы проводить какую-то политику, а в том, что она абсолютно устойчива к тому, что происходит с государственной властью. Мы видим это на примере стран Европы и Америки.

В США после выборов нового президента происходит смена не только главы государства, но и тысяч людей, работающих в Вашингтоне. При этом последние 30 лет все президенты переназначали тех председателей Федеральной резервной системы, которые были назначены их предшественниками из оппозиции. Если у нас за 20 лет произойдет смена Путина на кого-то (не преемника, а человека из оппозиции), а потом власть сменится еще раз, при той же политике ЦБ, его репутация будет сильной. Если нет, то может потребоваться 50 лет или больше.

– То есть в ближайшие десятилетия построить в России нормальную экономику, как на Западе, не получится?