Рембрандт. Даная
wikipedia.org
В последний месяц политическая жизнь России неожиданно переместилась в область женской анатомии. Не в метафорическом смысле, а в самом прямом: наиболее жаркие дискуссии теперь ведутся не об Украине и Сирии и даже не о предстоящих выборах в Госдуму, а о матке и клиторе, о женском обрезании на Кавказе, о новом детском омбудсмене с «телегонией» и борьбой с абортами, о «возрасте согласия» и соблазненных школьницах 57-й школы.
Все началось в середине августа с заявлений председателя Координационного центра мусульман Северного Кавказа Исмаила Бердиева, который объяснил варварскую практику женского обрезания в отдаленных аулах Дагестана желанием «успокоить прыть»: «Женщины от этого не перестают рожать. А вот разврата было бы меньше». В развернувшейся дискуссии священнослужитель сказал, что его неправильно истолковали и он лишь говорил о «проблеме разврата», с которой «нужно что-то делать». Но его предсказуемо поддержали православные фундаменталисты во главе с протоиереем Всеволодом Чаплиным, который выразил муфтию сочувствие по поводу «феминистического воя».
Дискуссия углубилась в подробности женской анатомии с назначением 9 сентября нового детского омбудсмена Анны Кузнецовой взамен Павла «как поплавали» Астахова. СМИ быстро раскопали заявления Кузнецовой, жены священника и матери шестерых детей, в поддержку псевдонауки телегонии, которая утверждает, что клетки матки обладают «информационно-волновой памятью» и наличие у женщины разных партнеров ведет к «смешению информации», что влияет на «нравственную основу будущего ребенка». Правда, пензенские журналисты предположили, что интервью о телегонии давала полная тезка омбудсмена, психолог Анна Кузнецова, но даже если новый омбудсмен и не увлекалась паранаукой, то ее посты в соцсетях выдают в ней православного консерватора – сторонника «закона Димы Яковлева», противника абортов, суррогатного материнства, детских прививок и даже УЗИ как «платной мутации», которая разрушает здоровье обследуемого через 10–15 лет: «Недаром староверы прячут своих детей в сибирских деревнях», пишет она на своей страничке во «ВКонтакте».
И, наконец, в эти же дни приключился скандал с московской 57-й школой, где учитель истории (и, вероятно, не он один) на протяжении многих лет спал со школьницами, причем во избежание огласки и скандала этот факт скрывался ученицами, их родителями, школьной администрацией и даже СМИ, начинавшими расследование.
Следует вспомнить, что эта волна прошла на фоне другой, куда более массовой, охватившей месяцем ранее российские и украинские соцсети, – флешмоба #яНеБоюсьСказать, в котором тысячи женщин впервые в жизни говорили о пережитом опыте сексуального насилия, унижения и преследования. Впервые за многие годы женщины в постсоветском пространстве обрели право голоса и заговорили о табуированных темах, о зонах боли и молчания, предсказуемо вызвав волну общественного неприятия: критики насмешливо говорили о «монологах вагины», вспоминая одноименную нашумевшую книгу американской феминистки Ив Энцлер, в которой были собраны десятки документальных монологов женщин о своих сексуальных переживаниях. Впрочем, и без феминистских аллюзий само явление женской речи – от избитых жен до школьниц, соблазненных учителем, – стало откровением для российского массового сознания: не потому, что все узнали что-то новое, а потому, что были нарушены речевые табу.
