Акция «Возвращение имен», 2017 год. Фото: Emile Alain Ducke / DPA / TASS

Акция «Возвращение имен», 2017 год. Фото: Emile Alain Ducke / DPA / TASS

Церемонии возле Соловецкого камня на Лубянке в этом году не будет из-за ремонта – эта новость взбудоражила на прошлой неделе демократическую часть общества. Взамен московская мэрия предложила место у «Стены скорби» на проспекте Сахарова, торжественно открытой в прошлом году, – что только подхлестнуло эмоции (в этом контексте Стена выглядит не столько «еще одним местом памяти», сколько единственным разрешенным). Но самой удивительной в этой истории была стремительная реакция московских властей на возмущение общественности – и риторика, с использованием слова «компромисс», и демонстрируемая готовность прислушаться к точке зрения не самой «целевой» московской аудитории; наконец, предложение встретиться на месте и все это «еще раз обсудить». А также заранее появившиеся сигналы о том, что церемония все-таки будет (официальных итогов переговоров мы, впрочем, не знаем; окончательное решение по этому поводу должно быть принято сегодня, 22 октября).

Велик соблазн рассматривать эту историю конспирологически. Пространство памяти о репрессиях активно сокращается (аналогичные акции по чтению имен не согласовали в Таганроге и Комсомольске-на-Амуре, как сообщает директор «Мемориала» Елена Жемкова) или даже подавляется (вспомним хотя бы историю правозащитника Юрия Дмитриева). Слова «ремонт», «фестиваль» или «общегородской праздник», как мы знаем, чаще всего означают формальный повод для запрета. Также велик соблазн говорить после возможного повторного согласования акции «мы заставили власть считаться с нами».