Владимир Путин и министр иностранных дел Никос Коциас, Афон
Alexandros Avramidis / REUTERS
В свою позднюю эпоху Владимир Путин вступил сакральной фигурой. Никто уже не дерзал – или не интересовался – задаваться вопросами о том, почему он что-либо делает или не делает. От Путина требовалось одно – быть источником неистощимой политической силы.
На эту силу, как на безусловную реальность, полагаются все, кто проводит процедуры, похожие на выборы, проталкивает назначения своих людей, добывает госконтракты, осваивает бюджеты, получает привилегии, переписывает законы, меняет пенсионный возраст и ставки налогов. Все, кто зарабатывает на России, зависят от этой тяги. Все только и ждут, что эту тягу, дающую очевидные сбои, сейчас срочно обновят – с помощью присоединения Белоруссии или еще какого-то большого приключения (об этом ниже).
Ведь тяга несколько ослабла. Неудачи на региональных выборах, скандалы вокруг российских спецслужб, провал церковной политики – только самые публичные истории. Рейтинг одобрения Путина существенно снизился летом и с тех пор не растет (см. свежий опрос «Левада-Центра», комментарии к нему). Но дело не только и не столько в рейтинге. В конце концов, по международным меркам он по-прежнему неплох. Дело в особенностях властной фигуры, которую много лет выращивали кремлевские политические менеджеры.
Царь – жрец
Мастера политической инженерии годами работали над образом вождя-жреца, который командует стихиями и служит источником силы для всего племени. То, что у них получилось, – по-своему замечательно. Когда-то считалось, что так выглядела древнейшая форма власти (сейчас уже не считается, но не в этом дело). «Царь является точкой опоры, поддерживающей равновесие мира… Личность царя – центр вселенной, от которого во все стороны расходятся силовые линии, так что всякое его движение, поворот головы, поднятие руки и так далее незамедлительно оказывают серьезное воздействие на природу», – писал викторианский антрополог Джеймс Фрэзер.