Серия громких арестов (основатель Baring Vostok Майкл Калви, врач-хирург Евгений Покушалов, сенатор Рауф Арашуков, бывший министр Михаил Абызов, бывший полпред президента Виктор Ишаев) не может не иметь определенной логики, причем не только аппаратной, но и политической. Если рассматривать ее в контексте борьбы одной группировки во власти против другой (силовики против либералов), то такая версия начинает быстро трещать по швам. Можно предположить, что Калви арестовали как американца, Абызова как «медведевца», Покушалова как молодого «лидера России», но Ишаев в эту логику не вписывается. При Медведеве его с почетом отправили «наверх» из обжитого Хабаровского края, а в последние годы он сотрудничал с Игорем Сечиным, который считается одной из основных антилиберальных фигур во власти. И уж тем более в эту логику не вписывается задержание Арашукова.
Да и говорить о единых «силовых» и «либеральных» лагерях в российской власти невозможно еще с нулевых годов, когда расцвела масштабная конкуренция ФСБ (Николай Патрушев) и тогдашней ФСКН (Виктор Черкесов), получившая неофициальное название «войны силовиков». И в дальнейшем взаимоотношения между различными силовыми структурами нередко носили непростой характер. Можно назвать в связи с этим институциональную конкуренцию между Генпрокуратурой и Следственным комитетом, «дело Сугробова» (конфликт ФСБ – МВД, завершившийся в пользу первой). Прошлогодняя атака на главу Росгвардии Виктора Золотова тоже явно носит «внутрисиловой» характер. Либералы также не представляют собой единой «фаланги» – хотя противоречия в экономическом либеральном сообществе не носят столь брутального характера.
Серия арестов, безусловно, означает усиление роли ФСБ, которая укрепляет свой неформальный статус опорной спецслужбы российской власти. ФСБ занимается расследованием или сопровождением всех этих дел. Не стоит сбрасывать со счетов и традиционный для российской аппаратной политики способ решения корпоративных противоречий («споров хозяйствующих субъектов») с помощью силового ресурса – об этом свидетельствуют обстоятельства дела Калви, на возможность такого сценария указывает защита Абызова. Но цепочку этих историй никак нельзя объяснить с коммерческой точки зрения – если этот фактор в ряде случаев и присутствует, то как дополнительный, обуславливающий выбор объекта.
Возвращение в 1984-й
Представляется, что у этих дел есть общая рамка, которая носит политический характер. Она связана с тем, что в современной России сложилась ситуация, которую можно сравнить с «долгим 1984 годом». Ее основные характеристики:
