Александр Петриков специально для «Кашина»

⤢

Начнем с очевидного. В 2020 году быть «за вашу и нашу свободу» — стыдно. Во времена польских восстаний 150 лет назад наши непуганые идиоты еще имели на это право (потом их детей поубивают в 1917-м — что ж, хотя бы на этом основании отцам прощение). В 1989–91 годах интеллектуально девственные советские интеллигенты тоже, очевидно, еще могли болеть за Литву. В 2014-м уже поколение ныне живущих при желании, которое было далеко не у всех, смогло убедиться, что из боления за Украину как-то само собой вытекает «слава героям АТО», «убивай колорадов» и «в СБУ разберутся». Но это тоже было шесть лет назад, давно, времени, чтобы разобраться и понять — сверх меры. И если теперь кто-нибудь русский заводит «живе Беларусь», ему нужно просто плевать в лицо, ничего больше он не заслуживает.

Да, наверное, это очень сложнорешаемый парадокс империи, когда империя — это ты сам, то есть любое стремление орбитальных народов к свободе подразумевает отрицание и тебя персонально. Ну вот как Кундера в свое время не смог поставить в театре «Идиота», обнаружив в нем что-то неприемлемо русское — увы, обычный российский интеллигент, не особо переживая, встал бы в этой ситуации перед Кундерой на одно колено, и можно было бы сказать, что наше счастье, что вместо обычного интеллигента напротив Кундеры оказался наш гениальный поэт, аттестовавший его как «глупое чешское быдло» — но особого счастья тут нет, наоборот: хоть поэту и выпало стать главной литературной фигурой для отечественной интеллигентной молодежи девяностых и нулевых (в десятые, увы, его творчество переехало в пролетарские «Одноклассники»), в массовой памяти осел прежде всего нетипичный эмигрантский успех, а вовсе не национальная рефлексия. С ней у нас все на том же уровне, что и во времена польских восстаний — любой чужой национальный ренессанс по умолчанию вызывает восторги даже при стопроцентной гарантии дальнейшей дерусификации — этой проблемы в российском интеллигентском сознании просто нет. Быть единственным в мире народом, чья интеллигенция принципиально антинациональна — наверное, даже весело, но, по крайней мере, понимать ненормальность этого — надо. Будем считать, что это ясно.

Столь же очевидное — с властью, которая антинациональна в той же мере, в какой московские интеллигенты ищут вдохновения у восставших белорусов. Нетрудно представить, как в эту ночь Владимир Колокольцев и Виктор Золотов, каждый в своем бункере, изучают штатные расписания своих ведомств на предмет возможного трудоустройства белорусских коллег, которым, если что, жизни на родине не будет. Когда или если над Минском взовьется бело-красно-белый стяг, белорусские полковники Кусюки уже будут дежурить в московской «Яме», гоняя (самых коренных в каком угодно поколении) москвичей «за распитие» и ожидая будущих больших событий наподобие прошлогодних мосгордумовских протестов. Россия — отечество всех полицейских, вместо грин-карт она разыгрывает резиновую дубинку, и высший знак ее государственного расположения — дарованное право бить русских обывателей. Чем бы ни обернулось нынешнее сотрясение режима Лукашенко, для России оно станет очередным эпизодом укрепления местной полицейщины. Воссозданный по лекалам то ли пролетарского, то ли феодально-монархического интернационализма, нынешний российский полицейский интернационализм — может быть, самая загадочная государственная черта, когда даже несчастного американского Флойда у нас подчеркнуто дразнят наркоманом, потому что в конфликте с полицейским в российской государственной этике неправа всегда жертва.

Сейчас кажется, что и единственному постсоветскому лидеру, увековеченному в виде памятника в Москве, так повезло именно потому, что только он (Ельцина-93 оставим за скобками) сумел успешно подавить в своей стране майдан, тупо расстреляв восставших в Андижане. Возможно, российские «деды из Совбеза» по ночам, когда никто не видит, совершают у памятника Исламу Каримову какие-то свое совбезовские камлания, потому что, давайте еще раз сошлемся на нашего поэта, им-то кровопийца всегда милее любых ворюг.

Отношения официальной России с Лукашенко — готовое обвинительное заключение по делу о государственной измене, если бы кому-нибудь это было интересно. Даже события последних недель — какой-то совершенно запредельный позор. Никто не знает, зачем бойцы путинских ЧВК приехали в Минск — транзитом, или действительно наблюдать за беспорядками, имея в виду, если надо, вмешаться в них. Об этом нам не расскажут, для того они ЧВК и завели, чтобы не рассказывать. Но что известно точно: Лукашенко не стал звонить в Москву, келейно выясняя, что происходит. Он публично и унизительно взял их в плен и дождался, пока российская сторона не выдумает приемлемую и для нее, и для Лукашенко завиральную версию, что это украинские спецслужбы завербовали бойцов в России, чтобы поссорить ее с Белоруссией. Иными словами, официальной Москве проще признать выдуманный провал своих силовиков, чем спросить Лукашенко, не обнаглел ли он брать в плен российских бойцов. Когда сегодня или завтра Путин поздравит Лукашенко с блистательной победой на выборах — расскажите об этом вагнеровцам, которых во имя добрососедства с Белоруссией собственное Отечество макнуло лицом в дерьмо.

Итак, белорусский политический кризис, как не раз уже бывало, ставит каждого политически активного русского перед самым отвратительным выбором между вышиванкой и полицейской дубинкой. Нет смысла спрашивать российские власти, почему на этом самом-самом стратегическом для государства направлении они так крепко связали свою судьбу с безумным диктатором. О том, зачем антипутинской среде сейчас разучивать белорусские кричалки, спорить интереснее, но смысл тот же — как и сама власть, ее критики о России думают в последнюю очередь.

Они действительно гораздо более похожи друг на друга, чем принято считать. Мы привыкли смеяться над «дедами из Совбеза», которые параноидально боятся майдана, «оранжевых технологий», цветных революций и прочего — но это ведь не более чем оборотная сторона веры в «мирный протест», «полицию с народом», «горизонтальные связи». Накоплен уже огромный опыт, начиная, по крайней мере, с восточноевропейского 1989 года (а то и с Филиппин 1986-го), когда ключевую роль играют расколы элит, внешняя поддержка революционеров или (в случае отказа от нее) властей, но говорить об этом вслух неприлично, поэтому общество быстро приходит к консенсусу по поводу мифа, такому буквально историческому очковтирательству — будь то падение Берлинской стены или, скажем, завоевание независимости казахским народом. Ключевые игроки уходят в тень, и получается, будто очередного диктатора свергла интеллигентная молодежь на площадях, которая, как и «деды из Совбеза», верит в «методички Шарпа» и не понимает, кто и почему на самом деле рушит режимы. Нет выбора между «табакеркой» и «площадью» — бывает просто табакерка, и бывает табакерка, украшенная уличными мероприятиями (классический случай — падение Чаушеску, на которое у нас традиционно любят ссылаться). Но каждый раз в учебники истории почему-то попадает только улица. Так всем удобнее.

Строго говоря, этот очковтирательский консенсус и дает Лукашенко шанс на удержание власти даже в самых неблагоприятных условиях. Победу в ночь на понедельник в Минске одерживала именно полицейщина, потому что только она реальна в сравнении с умозрительными революционно-протестными концепциями. Еще, конечно, реально национальное чувство, которое есть у белорусов с обеих сторон баррикад, и которого нет у русских тоже с обеих — но это уже сугубо наша проблема, не факт, что решаемая.