Посвящается моим учителям
Геннадию Фурсову и Владимиру Баранову
Обычные люди считают психиатров странными. Одноклассники моей дочери, узнав, что её родители работают психиатрами, сразу стали спрашивать: «Они ведь странные, наверное, у тебя?». Один из моих корреспондентов сказал, что психиатры странные, но не больные: «Они умеют разговаривать с сумасшедшими, значит, они странные. Как Гарри Поттер, который умел разговаривать со змеями. Человек, который умеет со змеями – странный».
Но что же это за змеиный язык, на котором умеют говорить психиатры? Откуда он берётся и что лежит в его основе? Например, меня зовут Дмитрий, а другого доктора зовут, например, Елизавета. Я брюнет, а она блондинка. Я окончил медицинский университет в Самаре, а она в Москве. Мне нравятся муравьеды, а ей маленькие собачки. У нас были разные учителя, которые придерживались разных взглядов на диагностику шизофрении, например. У нас разные вкусы, мы смотрим разные фильмы и слушаем разную музыку. У меня вообще нет ничего общего с Елизаветой, но когда дело коснётся обсуждения пациента, мы будем думать одно и то же в 95% случаев. Будут, конечно, некоторые расхождения в деталях, трактовке некоторых психических феноменов, но мы совершенно точно будем представлять в голове одну и ту же картину.
Более того, когда я или условная Елизавета будем говорить с пациентом о «голосах в голове», то и он точно будет уверен, что мы говорим с ним на одном языке, в одном смысловом поле, хотя всем троим будет понятно, что мы с Елизаветой никаких «голосов» не слышим.
Естественно, как и все люди, психиатры подвержены когнитивным иллюзиям и ошибкам. Для психиатра уметь определять свои иллюзии и работать с ними – вопрос профессиональной компетентности. И, конечно, количество иллюзий у психиатров повышается в условиях неопределенности и дефицита информации. Такой уникальной ситуацией стала для всех нас эпидемия коронавирусной инфекции. И сейчас, когда спала первая волна, самое время оглянуться назад и вспомнить по горячим следам, что же происходило с нами в это время, как мы оценивали ситуацию и как мы пытались совладать с ней, придать смысл своим действиям, встроить новые данные в свою систему мировоззрения.
Психиатры любят истории. Во многом мы судим о наших пациентах не столько по актуальному состоянию, сколько по истории его жизни. Я же хочу представить истории своих коллег, с которыми я имел счастье работать в «красной зоне» ковидного госпиталя на протяжении трех месяцев. И я хотел бы поблагодарить их за откровенный рассказ о своих мыслях, эмоциях и поведении в это сложное время, которые во многом были неожиданными даже для профессионалов в области психического здоровья.
Думаю, что читателям будет интересны и полезны описания переживания болезни, данные психиатрами и психиатрами-наркологами, которые не только лечили, но и болели. На русском языке таких описаний совсем немного, и рассказы моих коллег помогут разобраться, что является патологическим процессом, что реакцией личности на болезнь и как пережить это непростое время с наименьшими потерями для психического здоровья.
Психиатры и ковид
Опасность и масштаб эпидемии COVID-19 стали очевидными для россиян только в апреле, когда темпы роста заболеваемости ускорились, президент России объявил режим самоизоляции, а региональные власти стали вводить пропуска. В Москве за сводками оперативного штаба и ситуацией в ГКБ №40 в Коммунарке стали следить с не меньшим интересом, чем за результатами матчей чемпионата мира по футболу в 2018 году. Очень скоро встала необходимость маршрутизации потоков пациентов, в том числе страдающих психическими расстройствами. Было открыто отделение в многопрофильном стационаре ГКБ №67 имени Л.А.Ворохобова, а первым специализированным госпиталем для тех, кто заболел коронавирусной инфекцией и при этом страдает психическими расстройствами, стал клинический филиал №2 МНПЦ наркологии, получивший негласное название «ковидный госпиталь в Аннино». Филиал был перепрофилирован под коронавирусную инфекцию с 20 апреля 2020 года, и после первых трех смен большое количество врачей госпиталя оказалось на больничном. На их место встали психиатры-наркологи из наркологических диспансеров Москвы, были задействованы кадры клинического филиала №1 на Люблинской. Также туда были откомандированы шесть врачей-психиатров из психоневрологических диспансеров – филиалов ПКБ №4 им. П.Б.Ганнушкина, – половина из которых за время работы в госпитале переболела COVID-19.
Все мы имели тогда очень приблизительное представление о том, с чем столкнемся, заболеем ли сами, насколько тяжело будем переносить инфекцию. Каждый рассказ заболевшего коллеги я буду сопровождать небольшим комментарием, который поможет расставить определенные акценты. На самом деле интервью было проведено более двадцати, но я привожу наиболее показательные. По просьбе коллег, их имена в силу специфики нашей работы изменены.
Интересно как для личного опыта, и дальнейшего анализа наблюдений, а материала еще будет достаточно
О чем? Да ни о чем.
Возможно, от Вам эта тема слишком далека? Если нет, то какой именно абзац, конкретный эпизод "ни о чем"?
Никто не умер, никто не стал инвалидом. Подробно рассказывают , что они чувствовали при ковиде. При тяжёлом гриппе каждый чувствовал ровно то же самое, каждый хоть раз болел тяжёлым гриппом. М.б. есть в этой статье зерно для псих. Журнала. Но не для Рипаблика.
Большое спасибо , отличная статья
Упомянута первая волна, это смешно на фоне русской статистики или иранской, когда уже неудобно уменьшать настоящие данные, приходит спасительная вторая волна.... Типа девятого вала....
Врачи имеют дело не со статистикой, а с реальным потоком пациентов. Страна большая, где-то он увеличивается, но в целом, похоже, идет спад.
Почему смешно? Больницы в Москве по прежнему перегружены?