Обложка книги Владимира Перца «Эпизоды»
Издательство Ивана Лимбаха
В книге Владимира Перца «Эпизоды» главное – это воспоминания. Автор выступает в почтенной и не так часто встречающейся теперь роли «передатчика знания» – проводника немодной идеи о том, что предыдущим поколениям было известно нечто, нам с вами недоступное. Известный петербургский искусствовед и сотрудник Отдела новейших течений Русского музея представляет тип писателя об искусстве, достаточно распространенный на невских берегах, помнящих традиции «Мира искусства», Александра Бенуа и Николая Врангеля. Недаром среди его главных научных тем – история знаменитого петербургского кабаре Серебряного века «Бродячая собака». На первом месте у Перца – взгляд. Очень внимательный, неторопливо следующий за предметом, но не погружающийся в него целиком и сохраняющий холодную, а иногда даже циническую отстраненность, что не мешает любви. За смотрящим глазом вплотную везде следует стиль, то есть увлекательный рассказ со всеми его оборотами и сюжетными поворотами. История здесь может начаться с описания ассортимента Елисеевского магазина и только потом перейти к архивным и литературным изысканиям – вот самое простое выражение непрерывности и слитности жизни. Автор словно раскладывает перед читателем разные примечательные вещи, заслуживающие по прошествии лет равного интереса. «Издательство Ивана Лимбаха», только что выпустившее толстый 500-страничный том, во всем следует такому своевольному замыслу. В публикуемом фрагменте рассказчику, приезжающему в Переделкино к Виктору Шкловскому выяснить исторические подробности жизни «Бродячей собаки», около тридцати лет. «Эпизоды» выходят, когда ему за семьдесят, и описанное вдвойне превращается в предмет памяти.
Виктор Шкловский
Помню, с каким восторгом в 1964 году читал только что вышедшую из печати мемуарную книгу Виктора Борисовича Шкловского «Жили-были». Какие имена, какие характеристики! А какой язык. Когда в конце 1960-х мы с Юрой Пирютко начали изучать всю литературу и все доступные источники, связанные с «Бродячей собакой», я, естественно, вспомнил книгу Шкловского: несколько страниц в разделе «Юность» были посвящены «Бродячей собаке». Конечно, этим страницам трудно было тягаться с «Полутораглазым стрельцом» Бенедикта Лившица по точности описания, по деталям быта подвала, по упомянутым событиям и докладам, по описаниям постоянных посетителей «Собаки». Но тем не менее Шкловскому удалось довольно точно передать атмосферу, царившую в ней, дать любопытные портретные характеристики некоторых персонажей. Были у меня и некоторые замечания, с которыми мне захотелось поделиться с автором, и, выяснив, что Виктор Борисович сейчас в Доме творчества в Переделкино, я, предварительно созвонившись, отправился туда.
Сначала я опоздал на нужную мне электричку. Выхода не было, пришлось ждать следующую, и я, конечно, опаздывал. От станции нужно было еще добираться до Дома творчества, и наконец, взмыленный, я ворвался в вестибюль. Не помню сейчас, какой мне нужен был этаж, но хорошо помню длинный с поворотами коридор, по которому почти бежал. На одном из поворотов произошло «дтп»: навстречу мне из-за угла выкатилась маленькая полная женщина в очках-телескопах с какой-то невероятной диоптрией. Она неслась на такой же скорости, что и я. Столкновение было неминуемо: я отлетел к одной стене, она – к другой. Я бросился помочь ей встать, извинился за свою невнимательность. Она: «Ничего, ничего. Если мы с вами оба так бежали, то, значит, нам, и мне и вам, нельзя было идти медленнее». Я уже потом сообразил, что столкнулся с Мариэттой Шагинян. Ну вот наконец дверь Шкловского. Отдышавшись, я постучал. «Да, да, заходите», – раздался голос Серафимы Густавовны, жены писателя. Вот здесь мне придется прервать свой рассказ, чтобы несколько слов уделить ее биографии.
